Адам мстительно прищурился. Процедил ответ, судя по тону — весьма дерзкий, отчего Теодор лишь расхохотался, а затем и сам подавил улыбку, ковыряясь в салате.
— Идиот, — бросил Адам, поставил на стол локоть и оперся о него виском.
Чёрные волосы приподнялись, и на какой-то миг мне стал виден его шрам: розовая узловатая корка ожога, прошедшая ото лба по правой скуле и тянущаяся по телу всё ниже и ниже, под расстёгнутую джинсовую рубашку на грудь — и розеткой молнии разветвилась прямо над сердцем.
Я заметила, как тревожно проследила за шрамом Рин, но не сказала совсем ничего. Лишь тихо и беспокойно нахмурила тонкие брови и промокнула рот салфеткой.
Многое изменилось после нашего возвращения из мира Сущности, хотя на первый взгляд мне так не показалось.
Хэлен с мамой жили теперь вдвоём, и в моей старой комнате мама устроила себе кабинет. Хэлен с этого сентября посещала ту же старшую школу, где училась я, и особенно преуспевала в точных науках. Я побывала у них в гостях единожды за конец ноября и почему-то не почувствовала себя дома… выдохнув с облегчением, когда вернулась из полицейского участка в свой настоящий дом на Оук-Стрит, 13.
Там было тепло и свежо. Дышалось лесом. Весь двор был укутан глубокими сугробами — но мы втроём протоптали дорожку от кованых ворот к террасе, а Адам обещал почистить его на выходных.
Пока что он только смахивал с козырька крыши снег и сметал его с террасного крыльца.
Стоило открыть ворота брелком, как ко мне навстречу, заливаясь радостным лаем, пулей вылетела Цейлон.
С чужими она была сдержанной и даже суровой, а вот со своими отчаянно виляла хвостом, вываливала розовый влажный язык, норовя поцеловать то в щёки, то в руку, и с любовью прижималась широким чёрным лбом к коленям, жмурясь.
Приласкав собаку и ухватив её за ошейник, я бодро скомандовала:
— Домой, девочка! Бегом!
Тявкнув звонко, совсем как щенок, Цейлон проволоклась боком по сугробу, пачкая белым свою агатовую шерсть, и вприпрыжку помчалась по снегу на террасу.
Я ещё с улицы слышала, как в доме громко играет музыка, но ничему не удивилась: значит, Адам вернулся из магазина и теперь готовит.
Они с Рин живут у меня уже две недели, и каждый день у Каллигена — музыкальное шоу. Он врубает всё, что душе угодно: от классики кантри до Нирваны и инди-рока, то мучая наш слух, то его услаждая, а недавно удумал бегать за несчастной японкой с песнями, облачившись в плед на манер индейского одеяла и завернув его на бёдрах и плечах, и с серьёзным видом целый день пел ей.
Твердил, что по старой индейской традиции так он признаётся ей в любви. Рин просила признаваться немного потише.
У нас обеих уши в трубочку сворачивались уже через полтора часа, но пришлось терпеть до обеда — Каллиген готовил божественно, ради этого стоило переждать его странное настроение мартовского кота.
Вот и сейчас, открыв дверь ключом, я улыбнулась: из кухни пел Sam Cooke, Bring It On home to me, да так громко, словно колонку включили в прихожей.
— Я дома! — крикнула ребятам, но вряд ли они меня слышали.
Я расшнуровала и сняла ботинки, бросила ключи на столик под зеркалом и прошла через общую комнату к кухне…
Чёрт!
Я ойкнула и быстро отскочила в сторону, прячась за стену, пока эти двое меня не заметили.
В духовке что-то аппетитно подрумянивалось в заготовленной форме. Окна на кухне запотели от тёплого пара с плиты.
Адам и Рин, улыбаясь друг другу — странно похожие и разные — весело танцевали. И мне не хотелось им мешать.
Я подавила тихую улыбку, закусив костяшку пальца, и украдкой подсмотрела снова. Танец был парный и по-странному старомодный, но оттого очень милый.
Одну руку Рин положила Каллигену на предплечье, другую он крепко сжимал в своей ладони. Они легко кружили по кухне, что-то говорили друг другу — я не могла бы даже с трудом расслышать, что именно — и лица их светились от тихой радости.
То и дело посмеиваясь, они расходились в стороны, держась за руки. Адам прокручивал Рин вокруг оси, и я видела, как широко она улыбается, когда волосы вихрем летят за её спиной — не от проклятия, как это было в мире Сущности, а от танца.
Мне стало неловко. Нужно поскорее ретироваться! Но куда?! Я задумалась. Обратно к маме? Ужасно не хочется, если честно…
К Дафне и Джонни? Можно было бы, но ребята пока что не вернулись в город из общежития: в отличие от меня, они поступили в один университет вместе.
Оставалось только одно место, куда действительно стремилось моё сердце.
Я напоследок выглянула снова и оторопела. После очередного задорного па Рин скользнула рукой под жилет, который Адам носил на голое тело. Кажется, Каллиген совершенно не смутился, только посмотрел на Рин сверху вниз со смутной поволокой в тёмных глазах — и податливо наклонился, когда она ухватила другой рукой за воротник его жилета и притянула мужчину к себе, крепко целуя в губы.
Дьявол! Не хватало ещё подглядывать за ними!
Я вытянулась лицом и лихорадочно начала искать пути к отступлению, чтобы эти двое меня не заметили, но, кажется, им было не до песни, поставленной на повтор.
Сэм пел одни и те же слова, тёплые и искристые, как рождественский нераспакованный подарок:
If you ever change your mind
About leavin’, leavin’ me behind,
Oh, oh, bring it to me,
Bring your sweet lovin’,
Bring it on home to me…
Если ты когда-нибудь передумаешь
Покидать меня,
То верни мне,
Верни свою нежную любовь,
Принеси её в мой дом…
Глядя на этих двоих, неспособных оторваться друг от друга, я поняла, что, кажется, жутко завидую им. И без того я ужасно скучала по Вику каждый Божий день, и если бы мне разрешили бывать у него в палате чаще, наверняка поселилась бы там, клянусь — он был бы не против.
Решено! Я кивнула сама себе. Поеду в больницу к Вику!
Я собиралась потихоньку выбраться через гостиную в прихожую так, чтобы не помешать, но мои светлые надежды на спасение были безжалостно разрушены.
Адам вдруг крепко подхватил Рин под бёдра и поднял себе на талию, улыбнувшись чисто и светло, когда она обвила его ногами.
Чтоб их обоих! Ребята, пожалуйста, дайте мне спокойно убраться из дома и делайте что хотите…
… только не на нашем столе!!!
Я захлопнула рот от возмущения и поджала губы, силой заставив себя заткнуться, когда Адам упёрся коленом в кухонный остров и широким движением руки сгрёб в сторону всё, что было на столешнице лишнего — по его-то экспертному мнению.
Рин присела на самый край, едва не стукнувшись затылком о штангу с висящими на ней кружками, и Каллиген со смешком придержал её рукой под голову. Она мягко погладила ладонью серебряную пряжку его ремня и опустилась ниже, отчего Каллиген прикрыл глаза, подавшись к девушке всем телом.
Я покраснела: хватит пялиться, мне надо валить отсюда и побыстрее, вот только беда — теперь Рин была лицом к гостиной и сразу бы меня заметила!
Пока я думала, целующаяся парочка — да когда они успели снюхаться-то?! Изображали ведь полное равнодушие и ледяное спокойствие! — даром времени не теряла.
Рин плавно развела бёдра шире, обжав мужчину коленями. Спрятала лицо у него на груди, целуя под жилетом шрам от ожога и оглаживая смуглые бока.
Это был мой шанс спастись! Я крадучись дошла до большого дивана, не спуская глаз с нахалов, решивших, что лучше нашего кухонного стола места во всём доме нет — конечно, спален им мало! — и чертыхнулась, когда Рин внезапно спрыгнула на пол и толкнула Адама к выходу в гостиную.
— Дьявол! — в сердцах ругнулась я, надеясь, что это заглушит музыка.
Крепко прижав Рин к дверному косяку, Адам склонился к ней — обоих от меня закрыли стеной его черные волосы. Пока они увлечены и ни черта вокруг себя не замечают, самое время линять!
Я быстро выбралась из-за дивана и шмыгнула было к прихожей, но шестое чувство подсказало обернуться.
Я поняла, что не успею добежать до двери, и ринулась на своё прежнее место, прячась за углом и вжимаясь в стену, смежную с кухонной.