Рин тихо усмехнулась, выйдя из пикапа и хлопнув дверью. Пока Вик твердил своё и страдал по вконец заметённым кустам гортензии, Адам ворчал по поводу остывающего обеда — он оставил в духовке индейку и рассчитывал вернуться пораньше, не теряя времени даром на бесполезный осмотр двора.
— В одном доме двум хозяевам точно не бывать, — с улыбкой сказала я.
Мужчины шли впереди и прекрасно слышали меня, но эти слова проигнорировали. В тот день мы действительно отлично пообедали и поужинали вместе, вчетвером — и я с некоторой неловкостью обнаружила уже к ночи, что Вик преспокойно перенёс мой рюкзак и некоторые вещи в свою спальню.
До того я спала в комнате, которую он когда-то отвёл для меня, и попросту не привыкла к новому супружескому статусу. Хотя с момента нашей свадьбы прошло достаточно времени — в этом мире целых полгода — но для меня всё было впервые, потому что толком пожить вместе мы так и не успели.
Вик постучался ко мне в ванную, когда я уже обернулась в полотенце и отжала воду с волос.
— Здесь занято!
Не уверена, что он меня послушает. Это же Виктор, вряд ли его смутит мой голый вид. Так и вышло. Закатив глаза, он прошёл в ванную и молча приобнял меня за плечи, выводя следом за собой прямо голышом и накинув на грудь полотенце.
— Теперь свободно. — Он с удовольствием повёл меня по коридору, едва сдерживая улыбку. — Ты же не думала, что мы будем спать раздельно?
— Глупо так полагать, когда замуж выходишь, — с иронией откликнулась я.
— Действительно, — согласился он и добавил. — Я, кстати, заварил кофе, будешь?
— Не откажусь.
Я обвела глазами спальню Крейна, но сразу же поправилась: с этих пор — в нашу общую спальню. Я с удовольствием рассматривала её словно впервые: спокойного цвета тёмные стены, большая кровать, окна с французским переплётом…
— Не думала же ты от меня отмотаться? — приподнял Вик брови, закрывая за нами дверь и расстёгивая домашнюю фланелевую рубашку. Взгляд упал на две кружки с кофе, которые стояли на прикроватном столике с его стороны.
— Просто решила сначала сходить за вещами к себе, — растерялась я, но Вик лишь поморщился.
— Завтра перенесём всё сюда, нечего тебе бегать из одной комнаты в другую. А пока — ложись, денёк был не из лёгких.
— Сначала переоденусь и волосы расчешу, — заупрямилась я, — хочешь — отдыхай.
— Подожду тебя.
Я осторожно присела на край постели, подоткнув край одеяла в узел на груди, и перекинула влажные волосы вперёд. Они легли на плечо непослушной спутанной копной. Да, в моей-то комнате есть хотя бы удобное зеркало и туалетный столик…
— Дай-ка мне.
Вик небрежно повесил клетчатую рубашку на спинку кресла, обогнул меня полукругом, задумчиво разглядывая. Я посмотрела на него в ответ. В одних спортивных штанах, с расплетённой косой, усталый и перевязанный через грудь белым бинтом, он в моих глазах был прекрасен — даже несмотря на косой шрам, пересекающий висок, и густые тени под глазами. Пусть он был по странному осунувшимся и измотанным. Мне почудилось не впервой, что он стал на вид старше — даже взгляд его из-под тяжёлых век был другим, нежели чем прежде… но я не могла налюбоваться им.
Жив и невредим! Разве нужно ещё что-то для счастья?!
Он осторожно размял рукой плечо — оно наверняка всё ещё болело — и присел у меня за спиной. Затылка слабо коснулось его дыхание, и я невольно застыла, выпрямившись.
— Управлюсь быстро. А потом спать ляжем.
— Я ужасно устала за сегодня, — согласно кивнула я. — Так что план всецело одобряю.
Вик взял у меня щётку для волос и осторожно провёл ею, принимаясь аккуратно распутывать один неподдающийся колтун за другим. Я постаралась устроиться как можно более безмятежно, опершись ладонями о покрывало и глядя в чёрное небо за окном.
Снег, казалось, падал без конца — и мне почудилось, что Вудсборо по крошечной фигуркой в стеклянном шаре. Как только метель уляжется, возьми такой в руку и встряхни — и всё начнётся с начала.
— Здесь так тихо, — поделился Виктор, осторожно перебирая волосы под щёткой. Его пальцы почти невесомо порхали у меня по плечу, и каждое прикосновение было лёгким, точно птица по коже перьями водила. — Но тишина совсем другая, не как там.
Он помолчал, продолжая своё нехитрое дело. Ладонь ласково коснулась шеи, и загривок покрылся мурашками.
— Безопасная. Ты тоже сегодня много молчишь, чикала.
В голосе я уловила тень беспокойства, поэтому сразу отвела руку назад и мягко сжала его колено. Вик замер, опалил дыханием у меня за ухом.
— Просто мне сейчас слишком хорошо, чтобы что-то говорить.
Про кофе мы с ним совсем забыли. Гладко причёсанная, я устало рухнула на кровать: тело охватила приятная слабость.
Он уже раздетым лёг рядом, но накрываться не стал, хотя в комнате было очень свежо. Тело отливало бронзой в бликах слабого света от настольной лампы. Взгляд — утомлённый и довольный — встретился с моим, и я не удержалась.
Слабеющие пальцы запустила в рыжие волосы, мягко массируя голову и наблюдая за тем, как Вик по-кошачьи сладко потягивается и прикрывает глаза.
Под кожей гладко задвигались мышцы; он привлёк меня ближе к себе, обняв за талию и уткнувшись носом в живот, и овеял теплом своего дыхания.
— Доброй ночи, чикала, — сонно пробормотал он.
Глаза его слипались, веки тяжелели. Он дышал всё глубже и спокойнее, пусть и не разжимал объятий — и устроившись в них удобнее, я подождала, когда он провалится в сон, а следом уснула тоже совершенно счастливой.
Вику понадобилось слишком мало времени, чтобы встать на ноги и оправиться полностью. Бездельничать он патологически не умел, а потому на следующий день преспокойно сделал в доме перестановку, тягая (правда, с помощью дядюшки) габаритную мебель.
Ещё через день неприлично ранним утром я не обнаружила мужа в постели и встала на его поиски… а нашла во дворе, начисто убранном от снега. Двое мужчин стояли с лопатами, в куртках, правда, расстёгнутых — Адам ещё и курил с весьма недовольным лицом. Вик тогда от меня чуть было не получил за то, что не соблюдает покой, как ему предписал врач, но на травмы свои он не жаловался и шутил, что на нём всё зарастает как на собаке.
Кстати о собаках! Цейлон все эти дни безумно радовалась встрече с хозяином. Она так тревожно лаяла, прыгая вокруг него, и постоянно лизала ему ладонь розовым шершавым языком, что мы поневоле умилились этой бескорыстной, нетребовательной и главное — такой искренней любви.
Вик был терпелив и понимал, что Цейлон попросту соскучилась, а потому ласкал и гладил её, подкармливал со стола и не гнал прочь, когда она клала ему на ногу морду и тоскливо подглядывала за ним карими влажными глазами.
И всем нам показалось, что Цейлон, как и гуляющий сам по себе кот Адсилы — мистер Мяукерс — прекрасно знали, в отличие от людей, что нас в Вудсборо не было, и что мы слишком долго отсутствовали невесть где, так что они уже успели без нас заскучать.
Кот очень привязался к Рин. Он ходил за ней буквально по пятам и признал в ней очевидную хозяйку, так что частенько вечерами японка держала на руках огромного чёрного котищу, почёсывая его за ухом, а мы слышали в ответ ей звонкое басистое мурлыканье. Как-то поутру в коридоре раздалась громкая ругань: это Адам обнаружил под дверью в спальню здоровенную растерзанную крысу, которую кот приволок для хозяйки в знак любви и внимания.
Время летело, день за днём, час за часом — наматывалось лентой на бесконечный моток. Мы вчетвером проживали счастливые дни до Рождества, решив разъехаться после. Рин так и не призналась Адаму, что вскоре покинет его, и со мной о том больше не заговаривала.
Двадцать третьего декабря Вик достал с чердака большую коробку, перемотанную скотчем, и снёс её в гостиную.
Я в это время устроилась на большом диване и перебирала документы, которые забрала у матери, чтобы в полиции их восстановили после аварии. Рин заплетала Адаму косу, пока тот, развалившись в кресле, читал что-то в смартфоне, потирая подбородок. Но едва Вик, отпихиваясь, вошёл в гостиную, как он поднял удивлённый взгляд на племянника: