Словно я забыла, кто он такой, этот сукин сын Виктор Крейн.
Он поднял на меня взгляд и кивнул. С волос и ресниц по щекам и подбородку текла вода. Он щурился и смаргивал её с минуту, пытаясь отдышаться — а затем его тело заметно напряглось. Я поняла, что он готов прыгнуть в воду.
— Подожди!!!
Я ухватилась за верёвку так крепко, как могла, чтобы он не ушёл в поток без страховки, хотя понимала — это бесполезно. И двинулась приставным шагом по мосту вбок, к берегу с обледенелым песком и мокрой галькой.
Во что бы то ни стало, я поклялась себе, что не отпущу его, потому что иначе — что? Впору прыгать в Себойс следом. Сжав зубы до боли и скрипа, я напрягла руки: под кожей ощутила натянутые канатами мышцы. Не подозревая в себе такой силы, со стоном удержала натянутую верёвку и замерла на месте, когда Вик очутился в воде.
Прыжок был таким мощным, что я невольно проволоклась за дёрнувшейся верёвкой к перилам. Она рванулась из пальцев, и я сжала её что есть сил и закричала, когда она порезала мне ладони.
Он плыл, подныривая под водный поток, надолго исчезнув в нём: только под водой иногда угадывалось его тело. Я неотрывно следила и шёпотом молилась так, как знаю и помню, и заулыбалась, когда Вик выполз на берег и с четверенек поднялся, устало шлёпая ногами по каменистому дну. Едва я увидела, как он вышел, выпустила чёртов канат из рук, и тот хлопнул по воде, соскользнув с перил.
Не думая об израненных руках и о холоде, я метнулась в заиндевелые кусты, выдыхая изо рта пар и стаскивая с себя толстовку на ходу. Я старалась не выпускать Вика из виду: он упал на колени и локти, устало опустив голову вниз. Ветки больно хлестали меня по голым ногам и рукам, домашние туфли были полны снега. Я не чувствовала ступней и почти перестала ощущать ладони и пальцы — те показались мне толстыми и неуклюжими, так сильно оцепенели и отекли от холода. Даже полосящие по коже ветки — и те не помогали почувствовать боль.
Но я была в таком сильном шоке, что не обращала ни на что внимания. Утопая в глубоких сугробах по колено, наконец я доползла до берега. Галька больно впилась в тонкую подошву: моя обувь не была предназначена для таких походов. Но Виктор Крейн поднял на меня взгляд, и я побежала к нему сломя голову. Сердце бешено стучало в груди, отдаваясь с каждым ударом по всему телу.
Вик поднялся на колено и встал как мог быстро, хотя руки его тряслись от холода. Цветом он был не смуглее льда под ногами.
Не помню даже, как мы обнялись. Я просто налетела на него и едва не повалила обратно на берег. На ладонях, где вспухли полосы от верёвки, проступила кровь. Я испачкала Вику футболку и спину, не обращая на это внимания, и крепко впечаталась своим телом в его. Мокрый, ледяной, едва живой, он смотрел перед собой, прижавшись щекой к моей голове, и смеялся так, словно обезумел.
Мы знали, что обратная дорога будет ужасной. Что нам предстоит еще дойти до машины. Вик постоянно скидывал с себя толстовку, которую я набросила ему на плечи сразу же, но я обругала его и всё же заставила надеть вместо мокрой футболки.
Мы знали, что печка в машине вряд ли справится с обогревом. Вик провернул ключи в зажигании. Руки у него дрожали так, что отстукивали дробь прежде, чем ухватиться за руль. Наконец, глубоко вздохнув, он совладал с собой.
Мы добрались до полицейского участка — самого крайнего из всех возможных — и там вышли из машины, чтобы обратиться за помощью.
Мы крепко держались за руки. Пальцы ныли и болели. От Вика пахло холодом и рекой: от меня несло потом, как с тренировки. Так себе мы парочка.
Полицейские говорили о своём и улыбались, участок был небольшой — два стола и стулья напротив, дверь в какое-то ещё помещение… но когда мы равнодушно вошли, разом побелели и поднялись со своих мест. Профессиональные привычки — профессиональные качества. Они подлетели к нам, активно начиная помогать с первых же секунд. Мне на плечи офицер накинул свою куртку. Вика усадили на стул.
Не отпуская друг друга, бледные и почти неживые, мы улыбались и слушали, как мир шумит и суетится вокруг нас — два покойника, которым дали шанс начать всё сначала.
Девять месяцев спустя
В терминале Техасского аэропорта было сутолочно. Люди выходили из нашего гейта, двигаясь к лентам за багажом: Вик крепко сжал мою руку в своей и пошёл в общем потоке, а я побрела за ним шаг в шаг, стараясь не потеряться и не отстать.
Гавайская алая рубашка в голубых цветах была кстати: очень яркая и заметная, хотя вряд ли здесь был кто-то ещё такой же рыжий и такой же высокий, как Вик.
— Детка, не отставай, — услышала я сбоку от себя женский голос, — давай поживее…
Малышка лет четырёх старалась поспеть за матерью, держась за край её юбки. Женщина приблизилась к ленте и принялась караулить свой чемодан, но когда он показался из-под пластиковых воротец, Вик снял его с конвейера и опустил рядом с девочкой.
— Спасибо! — зарумянилась женщина, но Вик уже взял наш чемодан и, кивнув ей, молча двинулся к выходу из аэропорта. Малышка в кудрях весело помахала ему вслед, и он ответил ей, помахав в ответ.
— Нам нужен ребёнок, — убежденно сказал он, когда мы вышли на свежий воздух. — И не один.
— Ой, Господа Бога ради, Вик… — я поправила брюки на поясе и одёрнула короткий топ красного цвета. — Всё мы успеем. Побудь пока крёстным папой.
— Крёстным-то что, — хмыкнул он, — вот настоящим — другое дело.
Он внимательно осмотрелся и указал на здание с вывеской «Аренда автомобилей».
— Возьмём машину напрокат?
Вик со вздохом нацепил бейсболку мне на голову и щёлкнул по козырьку. Я сердито ткнула его пальцами в рёбра.
— Это дешевле, чем такси, да и в резервацию нас вряд ли повезут, так что…
— А что насчёт Каллигенов?
Мы шли по асфальтированной широкой дороге, наслаждаясь ласковым техасским утром. Близ аэропорта было ветрено, но вид на равнину открывался чудесный.
— Тео, разумеется, не до того. Он с семейством. Адама тоже припекли: он готовит стол. Так что придётся добираться самим.
Я кивнула, не намереваясь спорить. Каллигены мне как родные, раз сказали — сами, значит — сами, засранцы этакие… сами же позвали отмечать годик Дэвиду, сынишке Теодора!
Мы арендовали очень неплохой додж, запаслись двумя запасными канистрами бензина и водой. Весело загрузившись в джип, вывернули на дорогу — и покатили навстречу солнцу Техаса. Надеюсь, скоро доедем до резервации.
Впервые мне предстояло побывать там. Настоящая резервация! Я даже не представляла, что это за место. Вик говорил, что нужно думать о хорошем, но не надеяться на лучшее.
— Просто представь, что люди там живут похуже твоего, — расслаблено сказал он. — И если это будет не так, выдохнешь. Иногда лучше обмануться в своих ожиданиях. Согласна?
— А они не будут против меня? — уточнила я и опустила взгляд себе на колени. — Сам понимаешь, я белая.
— Всё в порядке.
Вик зачесал назад волосы, неотрывно глядя на трассу.
— Я уже им сказал, что ты вкусная. И вечером поджарим тебя на костерке, как козочку.
— Да ну тебя!
Я хлопнула его по запястью и покосилась, когда Вик опустил ладонь мне на колено, спокойно его поглаживая. Под брюками по коже пробежали мурашки.
— Как думаешь, кто ещё приедет? — невозмутимо спросила я. — Парни приглашали Тамару.
— Тэм, очевидно, пас, — поджал губы Вик. — Она не особенно помнит нас после того случая. Она же всё это время параллельно общалась с Джои. А такие тесные воспоминания…
— Никто не вспомнил бы, — сказала я тихо.
Но мы оба знали горькую правду — каждый, только по отдельности.
Вик думал, я не в курсе. А я понимала, что никогда не признаюсь ему, ведь видела…
… видела, как весной, разгребая дом, он собрал в коробку все вещи Джои. Вещи остались даже после того, как хозяина не стало. Молчаливые свидетели, подтверждающие факт существования Джои Уайта.