И вдруг ответ пришёл сам по себе, так внезапно, что я случайно вдохнула воду и раскашлялась.
Ну конечно! Я отшатнулась от лейки и лихорадочно забегала взглядом по розовой плитке. Всё просто, как дважды два. Когда дом был полностью нараспашку? Ответ лежит на поверхности.
Когда я осталась одна, как думала, маньяк уже был внутри.
По загривку пробежали мурашки, от осознаваемого страха упало сердце. Всё это время он был здесь…
Пальцы сами выключили воду, завернули вентиль на кране. Я наступила на коврик для ног и сняла с крючка большое бежевое полотенце, машинально вытираясь. Всё это время в голове колотилась одна и та же мысль: он был здесь. Здесь, здесь, здесь…
И как теперь спать? Я же не сомкну глаз. Промакивая волосы вторым полотенцем, я посмотрела на своё отражение в небольшом запотевшем зеркале и вздохнула от облегчения, что собственное, такое родное и такое привычное тело осталось со мной даже в этом безумном мире. Вот только вид не самый счастливый. Светло-карие глаза смотрят с лёгким прищуром: задумчиво, не без любования, и мне не стыдно — вы бы тоже полюбовались на себя, если бы встали на грань между жизнью и смертью уже дважды за сутки, не считая неудачного покушения на жизнь и здоровье падением с лестницы.
Распахнув полотенце, я внимательно посмотрела на извивающуюся между грудей и по животу тонюсенькую ниточку пореза. И поневоле внизу живота приятно, томно потяжелело, а соски напряглись бусинками, царапнули ткань полотенца. Что со мной не так?
Поджав губы и не разрешая себе чувствовать это, достаю из шкафчика перекись водорода и ватный тампон, чтобы обработать царапину. Острый же у него нож. Я в видах не разбираюсь, но чётко уверена, что этот — охотничий. Похожая модель красовалась очень долго на рекламной афише одного оружейного магазина ещё в той, другой, жизни. Я придержала ватку на порезе: пощипывало, но пришлось потерпеть и только после надеть почти безразмерную футболку, найденную в шкафу.
Кровать тёплая и мягкая. Ветер воет в окна, и судя по короткому дробному стуку в стёкла, пошёл дождик. Я прилегла буквально на минуту, чтобы вытянуться и передохнуть — раз не головой, так хотя бы телом, и обвела простенькую комнатку с цветочными обоями взглядом. Как-то мне здесь не нравится. Всё это мне не принадлежит. Не соответствует вкусам. Словно это не моя жизнь… А впрочем, так и есть. Моя осталась в другом мире.
… Будильник на электронных часах сработал в шесть пятнадцать. Со стоном, я оторвала голову от подушки и нашла маленького засранца. Он мерзко пиликал и выключаться не желал. Куда обычно с такой уверенностью нажимают на корпусе во всех фильмах? Негодуя, я взяла будильник в руки и внимательно изучила его, не без труда нашла нужную кнопку и выключила, заполнив комнату приятной тишиной…
… но ненадолго.
— Лесли! — стук в дверь. Я закатила глаза: мам, а можно потише? Я пытаюсь поспать. — Уже шесть двадцать. Вставай.
Я громко ответила многозначительное «ага» и упала на спину, раскинувшись на подушках. Неосознанно начала перебирать тёмно-каштановые волосы в пальцах, разглядывая прядки и изучая оттенки цвета, от кофейного до золотистого, стараясь отвлечься от главных мыслей: о сегодняшнем дне, будто желая отложить всё предстоящее. Затем оставила своё занятие и потянулась… охнув.
Бока прострелило ощутимым накопившимся напряжением. Я смущённо поёрзала. Ткань футболки казалась как и вчера вечером грубой, такой, что соски болезненно тёрло, а щекочущая истома продолжала разливаться чем-то незаконченным по бокам.
Отголосок вчерашней странной реакции на стресс? Кажется, такое с людьми тоже случается, — нахмурилась я, постаравшись припомнить факты из психологии. Но рука поневоле потянулась под одеяло, мягко поднимая с живота футболку и скользя пальцами в трусы. Ещё секунда — и подушечки плавно легли на губы. Я вздрогнула, поняв, что они сильно припухли. Я не то чтобы влажная… насквозь сырая. И почему-то тревожный сигнал поступил в мозг вместе с острым удовольствием. Мне казалось, я что-то упускаю из виду. Но сейчас тело требовало немедленной разрядки, словно кто-то мучил меня ласками всю ночь, однако не довёл дело до конца.
Вздохнув, я задвигала рукой чуть быстрее. По влажному пальцы скользили легко, каждое движение отдавалось вспышками в лобок и бока. Такого ещё не было со мной… Прервав рваный вздох, я устроилась удобнее и раздвинула ноги пошире, глядя полуприкрытыми глазами в потолок, но видя совершенно другую картину перед мысленным взором.
Руку в чёрной перчатке. Стальной блеск холодного лезвия. Рукоять, надавившую сквозь ткань трусов, отсыревших от одного властного жеста. Острый, жгучий стыд и ненависть к своему дебильному мозгу, выхватившему из любых фантазий именно эту. В глубине души ублюдка, ворвавшегося ко мне в дом, я глубоко ненавижу, даже если он просто так своеобразно пошутил и не желал плохого. Хотя трудно сказать именно так, как пытались внушить мне бездарные местные служители закона: тот, кто не желает плохого, плохого не делает. Пальцы вдруг мазнули клитор, задели в исступлённой ласке — и я медленно, сладко выгнулась навстречу им, продолжая горячить воображение. Почему не мой парень? Почему не Влад, а какой-то чужой и, возможно, опасный незнакомец? Но я готова была поклястья, что чувствовала и знала одно в тот момент, когда тело прошивали сладкие, томительные волны предоргазма: так же ясно, как свою руку, я помню и его. Мне кажется, его пальцы уже тихо растягивали меня, а взгляд буравил тёмными насмешливыми впадинами глаз на маске, глядя, как я ворочаюсь и изнываю тихо спящей. Страх сковал ступни, которые свело тихой судорогой колотящего удовольствия. А хорошо ли была заперта сегодняшняя дверь…
Мысль от осознания, что незнакомец снова проник в дом, чтобы доставить мне — или себе? — удовольствие, вывернула наизнанку. Заставила глубоко задышать, забыться, откинуть любое смущение в судороге, нарастающей в бёдрах…
— Сколько ещё мне тебя звать?!
Ручка провернулась, дверь открылась под бурчание матери… чёрт!!!
Я подскочила с постели и живо одёрнула футболку, стараясь выровнять дыхание и надеясь, что щёки не пылают пунцовым. Ещё бы секунда — и меня бесполезно звать. Как же она вовремя…
— Ты ещё не одета! — она окинула меня грозным взглядом. — И не умыта! Да чем ты здесь занималась?
Дрочила на убийцу, мама. Не мешала бы ты мне, утро началось бы лучшим образом.
Свирепо глядя, как она закрывает за собой дверь, я думаю, как так вышло, что даже в этой версии жизни мама легко, точно сморкается, нарушает моё личное пространство. Кто учит родителей этому фантастическому ремеслу? Почему они забывают, что раз у детей в комнате стоит дверь, то стоит в неё хотя бы изредка стучаться?
Негодуя, пошла собираться, думая о своём. В голове всплыл вопрос: с чего это вдруг один из офицеров упомянул Энтони? Пока выглядывала в окно и пыталась понять, какая на улице погода, мама позвала снизу ещё дважды — последний раз вообще звучал достаточно истерично, чтобы я наплевательски быстро собралась, натянула свободные серые джинсы, кроссовки и толстовку. Не уверена, что в местных школах так разрешено ходить. Вспомнить хотя бы мою школу… я ухмыльнулась. Попробуй явиться туда без униформы белый верх — чёрный низ, и всё, баста, первый же учительский патруль в коридоре остановит и заставит переодеваться. Вздохнув по суровым российским будням, я просто сняла с крючка вчерашние сумки и так и сошла вниз, потому что толком не знала, что за уроки будут сегодня.
— Не прошло и года! — возвестила мама и вдруг скривилась. — Лесли. Ну зачем ты так себя уродуешь?
Я ошарашено посмотрела по сторонам. На всякий случай пригладила и без того гладкие прямые волосы. Что я опять сделала не так? Лихорадочно соображая, наткнулась взглядом на сестру, поедающую свой завтрак под просмотром мультиков на смартфоне.