— А куда ты идешь? — недоверчиво спросила она, машинально теребя полотенце.
— Да так просто! — рассмеялся он. — Пройдусь! Вон, гляди, Банзай уже ходить разучился! Пусть побегает!.. Ну, пошел!
То, что Банзай рванул бегом, петляя по заснеженной земле и то и дело тычась носом в одному ему понятные отметины, избавило Лобачева от лишних разговоров — он только махнул рукой и побежал следом.
А моторчик стучал, стучал, сухо и безжалостно деля время на секунды…
Дом Николая Фомича стоял, как стоял.
По-прежнему сильно пахло гарью. Однако сгоревший соседний дом ныне представлял собой не безобразную груду чадящих бревен, а несколько довольно аккуратных черных штабелей, в которые сложили доски и балки при разборке.
Пестряков возился у своего забора, прилаживая свежую жердину взамен погоревшей.
— Николай Фомич! — веселым подрагивающим голосом окликнул его Лобачев. — Привет тебе от Червякова!
— Чего? А-а-а… — Пестряков настороженно смотрел на него. — Сергей Александрович!.. От какого Червякова?
— Да от милиционера, от лейтенанта Червякова! — пояснил Лобачев. — Неужто не помнишь?
— Ах, от Червякова! — Николай Фомич махнул рукой. — Вот дырявая голова! Спасибо, спасибо… А я вон плетень правлю… беда! Беда!.. Погорело все у меня! Эти-то набежали — родичи-то его — все с пепелища порастащили, что в дело годится! Как мураши! Ни одной целой деревяшки не оставили! Кастрюльки мятые, паленые — и те уволокли! Во люди-то, а? — и он снова махнул рукой.
— Так я говорю, Червяков велел к тебе зайти, — сказал Лобачев. — Передать, чтоб готовился — статья тебе, старому дураку, полагается!
— Какая такая статья? — не заметив оскорбления и не сводя глаз с Банзая, осторожно изумился Пестряков. — Это какая такая статья?
— За ложные показания, — ответил Лобачев. — А как же? Ты ж, Николай Фомич, сказал, будто меня перед самым пожаром видел? Будто я от Сереги выходил… Сказал?
Пестряков попятился к дому.
— Да я же предположительно! — застонал он. — Сергей Александрович! Я же предположительно сказал! Я ж знаю, что вы к Сереге-то захаживали! Ну и думаю себе… что ж! Да разве я это имел в виду, господи!
— Стой где стоишь! — приказал Лобачев. — А то собаку пущу!
Банзай зарычал, напрягся, и Лобачев крепче сжал в кулаке ошейник.
Николай Фомич замер, словно играл в «фигуры», — как застал его оклик, так и остановился с одной ногой в воздухе.
— Да что ж это, Сергей Александрович!
Губы у него подрагивали.
— Сволочь ты, Фомич, — с горечью сказал Лобачев, понимая, что запал прошел. Да и что с него взять в самом-то деле — ну не морду же бить! — И дурак к тому же! Что ж ты думал? Что тебе это с рук сойдет? Чем платить-то пришлось бы — не прикидывал?
— Да не подумавши! — Пестряков прижал к груди ладони. — Не подумавши, Сергей Александрович! Ну вот, как бог свят, — не подумавши!..
Лобачев секунду смотрел на него, потом плюнул на мерзлую землю и пошел прочь. Банзай хрипел, упираясь, и косил налившимся кровью глазом в сторону крыльца.
Примечания
Айван — помост, возвышение.
Албасти — злой дух, являющийся обычно в образе худой женщины с длинными распущенными волосами и висящими грудями, одна из которых переброшена через плечо.
Амак — дядя со стороны матери.
Арча — хвойное дерево, отличающееся чрезвычайно плотной древесиной; эргай — кизил.
Атола — мучная похлебка.
Бекасаб — разновидность хлопчатобумажной ткани со своеобразным узором.
Ваххабиты — представители одного из течений исламского фундаментализма.
Вовчики и юрчики — слово вовчики представляет собой глупую, но приемлемую для неискушенного уха переделку слова ваххабиты. Ваххабиты участвовали в войне на стороне оппозиции. Юрчики, в отличие от вовчиков, — бойцы Народного фронта, южане, в основном кулябцы, защищавшие легитимную власть; само слово не имеет вообще никакой этимологии и схвачено просто как первый попавшийся противовес.
Гахвора — колыбель.
Гашниш — кинза, кориандр.
Джангал — заросли; слово джунгли — от того же корня.
Джида — лох, дикая маслина.
Дувал — глинобитный забор.
Зира — пряность; внешне семя зиры похоже на семя аниса.
Зирвак — в процессе приготовления плова: мясо, жаренное с луком и морковью.
Иудино дерево — багрянник, cercis siliquastrom. По преданию, на нем повесился Иуда.
Ичиги — мягкие сапоги тонкой кожи.
Камча — плетка, обычно плетенная из тонких ремней.
Капкир — что-то вроде шумовки для помешивания в казане.
Каса — суповая чашка в форме пиалы.
Кат — большой квадратный топчан, на котором сидят скрестив ноги или полулежат.
Кеклик — горная куропатка.
Кетмень — мотыга.
Кумган — металлический кувшин.
Курпача — тонкое одеяло, подстилка.
Лагман, манты, шурпа, плов, самбуса — общеизвестные блюда.
Мачлис — собрание; парламент (см. чон).
Мазор — могила известного человека или просто примечательное место, с которым связывается жизнь святых и духов.
Махаля — квартал, община.
Мехмонхона — комната для гостей.
Муаллим — учитель.
Муэдзин — церковный служитель, криком призывающий правоверных на молитву.
Нават — кристаллический сахар.
Навруз — Новый год по лунному календарю; приходится на март.
Насвой, нас — специфическая порошкообразная смесь молотых зеленых листьев табака и негашеной извести; закладывается под язык для достижения легкого наркотического эффекта.
Наскаду — табакерка (для насвоя), сделанная из маленькой выдолбленной тыковки.
Падарланат — проклятье.
Парварда — конфеты, выпекаемые из смеси сахарной пудры и муки.
Раис — начальник, руководитель.
Руймол — головной платок.
Сай — ущелье, балка.
Саманный — глинобитный.
Сандали — низкий — высотой 20–30 см — столик, которым удобно пользоваться человеку, сидящему на полу или на кате.
Сейид — прямой потомок пророка Магомета; это обстоятельство есть повод для заведомого уважения.
Табиб — лекарь.
Танур — специфическая печь в форме полусферы; закладка дров производится в круглое отверстие сверху; лепешки и самбусу пекут, прилепляя изнутри к раскаленным стенкам.
Уратюбинский — от названия города Ура-Тюбе.
Устод — мастер, умелец, учитель.
Хауз — бассейн, пруд.
Хуррамабад — топоним, встречающийся в иранских и тюркских сказках. В буквальном переводе значит «город радости, счастья; город, полный зелени и веселья».
Чакка, чургот — разновидности кислого молока.
Чапан — халат, верхняя одежда.
Чинар — разновидность платана.
Чон — дословно: душа; ласковое обращение. Подчеркнутое «ч» передает отсутствующее в русском языке слитное звонкое произнесение «дж».
Чуйбор — канал; большой арык.
Шариат — комплекс исламских законов, правил, которыми должен руководствоваться мусульманин в повседневной жизни.
Собственные имена, упоминаемые в тексте
Абу-али ибн Сино (ок. 980 — 1037) — таджикский ученый, философ, врач, музыкант, автор, в частности, огромного медицинского свода «ал-Канун фи-т-тиб» («Канон врачебной науки»).
Зайниддин Махмуд Восифи — выдающийся афганско-таджикский прозаик конца XV- начала XVI веков, автор единственного произведения («Удивительные события»), подробно рисующего повседневную жизнь городского населения той эпохи.
Насири Хусрав, Насир Хосров абу Муин (1004 — после 1072) — выдающийся таджикско-персидский поэт, философ, религиозный деятель.
Фраза «И общей не уйдет судьбы» (Глава 1. Восхождение) является цитатой из последнего стихотворения Г.Р. Державина, написанного незадолго до смерти:
Хуррамабад
Серия: Беллетристика
Издательство: Независимая Газета, 2001 г.
Суперобложка, 432 стр.
ISBN 5-86712-076-7
Тираж: 5000 экз.
Формат: 84x108/32