Вот так я остался совсем один на высоком берегу Волги. Таком высоком, что душа хочет летать. Порхать с берега на берег. Но и сам город крыльями бабочки раскинулся на берегах Волги. Однако летать не давала тяжесть обиды. Крылья смочены накопившимися где-то внутри слезами, уже засохшими и закристаллизовавшими эти крылья солью. Потому что выйти обиде наружу я не давал. Не хотел показывать свою слабость.
«Смол таун бой», – поется в английской песне, что сейчас надрывно льется из динамика подвального немецкого магазина, мимо которого я прохожу. «Провинциальный веснушчатый паренек» по-нашему, которому судьба уготовила прыгать-порхать с цветка на цветок своих фантазий и собирать их магический нектар.
Но однажды, когда «настоящий полковник» назвал меня бездельником и нахлебником, а я его в ответ солдафоном – он взбесился и заявил: «Я тебе не твой отец, я тебя воспитаю настоящим мужиком». Я не выдержал и полез в драку. А потом, после того как мать отчитала меня за отчима, при этом голося так, словно хотела выгнать из меня бесов, я сбежал сюда.
И вот, любуясь финским модерном, смотришь на горящие огни и задаешь себе вопрос: как же меня угораздило приехать в самый красивый город мира? На самом деле вначале я собирался сбежать в Финляндию. Потому что в Финляндии полный социальный пакет и мало детей. Там почти социализм и дети на вес золота. Там меня не оставят на улице, а в каком-нибудь теплом белом кабинете с лампами дневного освещения я сделаю вид, что у меня шок и что я не умею говорить и не помню, откуда приехал. Притворюсь временно глухонемым и потерявшим память.
И тогда меня оставят на какое-то время, за которое я выучу язык. А если на мои фото никто не откликнется, то меня с радостью сделают финном. Сначала определят в интернат, а потом пристроят в какую-нибудь семью.
А если мне не понравится, то я из Финляндии могу сбежать в любую страну Европы. Например, в Швецию, где, как известно, социализм и права детей эмигрантам приравнены к коренным чадам, – в космополитический Гетеборг.
Так я думал, изучая карту и покупая билет на поезд Нижний – Москва. Я только что получил аттестат с одними пятерками и золотую медаль. В школе я два раза перепрыгнул через класс, и моим любимым предметом была география. Где-то в Малой Вишере я собирался пересесть на петрозаводский или мурманский поезд. Но в Москве мне не удалось купить билет, и до Твери я добирался на собаках, а из Твери в Вышний Волочок, а из Волочка почти волоком на стальном пузе электрички до Бологого, где я познакомился и разболтался с одним пареньком. Так мы и болтали от самого Бологого до Окуловки. А уже от Окуловки, считай, один нырок в шпальные волны – до станции Малая Вишера, где я пересел на мурманский, следовавший через Петрозаводск. Помню, в Малой Вишере меня поразило то, что молодежь приходит на станцию тусоваться. Потому что это самое интересное место.
В поезде было полно народа, ехавшего в Карелию прекрасно провести свой отпуск. В основном, интеллигентные москвичи с детьми и рюкзаками. Много еды, и красные спортивные костюмы, и мягкие тапочки, как в лучших домах Европы. Даже от их плацкартных купе, которые, как проходной двор, веяло тихим домашним уютом. Они ехали на природу и были по-семейному счастливы. У них было так много туристского снаряжения и всяких необходимых вещей, что думаю, они даже из чистого поля или леса собирались сделать прекрасный, уютный домик для своих чад.
Ох, как я завидовал их семейному шумно-суетливому счастью! Я даже хотел украсть палатку, но вовремя одумался.
Ранним утром я был в Петрозаводске, где намеревался купить билет на электричку до пограничного пункта Костамукша. Из Костамукшы я собирался бегом пересечь границу. Я с детства очень быстро бегал на длинные дистанции, хорошо ориентировался в лесу и прятался.
Но билет мне не продали, сказав, что продают по пропускам. Что Костамукша закрытая территория.
– А как мне попасть к родственникам?
– Через ФСБ. Они свяжутся с вашими родственниками и выпишут вам пропуск.
А поскольку делать мне было до вечера нечего и единственным из моих знакомых в этом городе теперь было ФСБ, я решил попытать счастья.
Электричка до Костамукши отходила часов в восемь. И я на всякий случай на шару зашел в здание ФСБ и позвонил снизу по шаровому телефону в указанный отдел. Вдруг им будет лень узнавать – и мне тут же выпишут пропуск?
– Как, вы говорите, фамилия ваших родственников? – ответила трубка, когда по подсказке дежурного я набрал нужный номер и что-то неразборчиво пробубнил.
– Петровы, – ответил я только потому, что со школы помнил, что Петровы – одна из самых распространенных в России фамилий.