– Виноват, мы не посторонние, мы полиция, – слегка отступая, сказал околоточный.
– Для меня вы посторонние! – продолжал кричать Василий Петрович. – Я не желаю иметь с вами ничего общего! Зачем вы меня преследуете? Боже мой, когда это наконец кончится! – вдруг сказал он плачущим голосом. – То попечитель учебного округа, то Файг, то мадам Стороженко. А теперь полиция. Оставьте меня в покое! Дайте мне свободно дышать! Ос-тавь-те ме-ня в по-ко-е! В конце концов я поеду и буду жаловаться… градоначальнику… генерал-майору Толмачеву! – снова впадая в ярость, совершенно неожиданно для самого себя крикнул Василий Петрович.
Как ни странно, но его довольно бессвязная речь произвела на околоточного известное впечатление, в особенности упоминание о градоначальнике Толмачеве. Кто его знает, что за птица этот арендатор, надворный советник Бачей? Еще, чего доброго, действительно поедет жаловаться генералу Толмачеву.
– Вы на меня не повышайте голос, – скорее жалобно, чем грозно сказал околоточный и подошел к «усатому», который, расхаживая в темноте под деревьями, самым внимательным образом всматривался по очереди в лица людей, сидящих перед костром.
Околоточный пошептался с «усатым», откашлялся и снова обратился к Василию Петровичу:
– У нас есть сведения, что здесь у вас постоянно происходят всякие нелегальные сходки, читают запрещенные брошюры… гм… и вообще скопляются… А сейчас скопляться строго воспрещается…
– Ваше благородие, – сказал вкрадчивым голосом Аким Перепелицкий, – дак ведь люди скопляются для того, чтобы немножко заработать – ну, там окопать деревья, подвязать виноградник, полить сад… Все-таки лишняя копейка для бедного человека.
– Я не к тебе обращаюсь, – строго сказал околоточный, – а я разговариваю с господином арендатором.
– По-моему, нам с вами совершенно не о чем разговаривать, – сказал Василий Петрович. – Что же касается вашего утверждения, что здесь якобы происходит чтение каких-то запрещенных брошюр и тому подобное, то это плоды вашей досужей фантазии – не больше.
– Так зачем же вы здесь скопляетесь по ночам? – вяло спросил околоточный, для которого уже давно стало ясно, что облава провалилась, так как все равно ничего доказать нельзя.
– А скопляемся мы потому, – ответил Василий Петрович, делая ироническое ударение на слове «скопляемся», – что, с вашего позволения, я здесь читаю лекции.
– Ага, лекции? – встрепенулся околоточный.
– Да, – сказал Василий Петрович, поправляя пенсне, – популярные, общеобразовательные лекции по истории цивилизации, по литературе, по астрономии… Разумеется, в пределах программы, утвержденной министерством народного просвещения… Вас это устраивает?
– По астрономии… – неодобрительно покачал головой околоточный и сморщил толстый нос. – Конечно, если по утвержденной программе, то это ничего… можно…
– Ах, вы разрешаете? – воскликнул Василий Петрович с наигранным восторгом. – Вы разрешаете! Как это любезно с вашей стороны! Ну что ж… В таком случае не смею вас больше задерживать. Впрочем, может быть, вам угодно произвести обыск… изъятие… или как это у вас называется? – тогда сделайте одолжение. Сад к вашим услугам! – торжественно воскликнул Василий Петрович и сделал широкий, гостеприимный жест обеими руками, как бы желая обнять всю эту великолепную степную ночь вместе со всеми ее темными деревьями, костром, светлячками и созвездиями.
«Молодец, папочка, молодец!» – думал Петя, с восхищением глядя на отца, но в это время послышался шум платья и выбежала тетя.
– Что? Что? Что здесь происходит? – задыхаясь, проговорила она, с испугом глядя на околоточного и городовых.
– О, успокойтесь, ничего ужасного, – спокойно сказал Василий Петрович. – Господин околоточный получил неверные сведения – якобы у нас в усадьбе происходят какие-то нелегальные сборища, но, к счастью, все это оказалось недоразумением.
– Ага, я понимаю, – сказала тетя, – это, наверно, по доносу мадам Стороженко.
– Ничего вам не могу доложить определенного, мадам, – сказал околоточный и, сердито пошептавшись с «усатым», махнул рукой городовым.
Городовые немного потоптались на месте, а затем один за другим, белея в темноте, как гуси, проследовали через сад и скрылись за калиткой.
– А что касается этих ваших лекций, то я буду принужден доложить о них господину приставу, – сказал околоточный.
– Хоть генерал-губернатору! – ответил Василий Петрович и, не дожидаясь, пока околоточный и «усатый» скроются, прилег у костра, облокотился на руку и громким, звучным, учительским голосом сказал: – Итак, господа, продолжим нашу лекцию. В прошлый раз я познакомил вас с элементарными основами астрономии, то есть прекрасной науки о звездах. Повторю вкратце. Астрономия есть одна из самых древних наук человечества. Еще древние египтяне…
Петя осторожно выполз из освещенного круга, надел на плечо берданку и, прячась в тени деревьев, пошел за удаляющейся полицией. Поравнявшись с околоточным и «усатым», он услышал ворчливый голос околоточного:
– С такими, знаете, агентами, как вы, надо не революционеров хватать, а сидеть голой задницей на плите и ждать, пока у вас закипит в середине.
– Клянусь небом, я имел самые надежные данные!
– А, перестаньте мне морочить голову! Вы просто хапнули с мадам Стороженко крупного хабара и сели в калошу. Только даром потревожили людей в субботу вечером… Слава богу, пустили электричку, а то еще не хватало нам труситься на конке. Мерси!
57. Звезды
Значит, они уезжают. Но Петя не успокоился до тех пор, пока собственными глазами не увидел, как они все влезли в вагон трамвая и уехали. Петя отправился назад и вдруг увидел на дороге маленькую, неподвижную фигурку. Это была Мотя.
– Ты что здесь делаешь? – строго спросил Петя.
– Дожидаюсь, – отвечала она шепотом. – Я за вас так беспокоилась, так беспокоилась…
– Тебя не просили, – сказал Петя, – иди домой!
– А они уехали?
– Уехали.
– На электрическом трамвае?
– Да.
Мотя тихонько засмеялась.
– Ты чего смеешься?
– Мне смешно, что вокруг ночь, а мы с вами одни вдвоем в пустом поле… Петя, – сказала она, помолчав, – а вам не было страшно, когда вы шли за ними?
– Чудачка! А ружье?
– Верно, – вздохнула Мотя. – А я чуть не умерла – до того боялась.
Ночь была темная, теплая, хотя и слегка ветреная. Иногда со стороны Аркадии доносилась глухая пальба – это на гулянье пускали фейерверк. Вылетели несколько ракет и, оставляя в черном небе оранжевые полосы, вдруг вспыхнули и медленно потекли вниз крупными огненными слезами, и лишь через некоторое время до Пети и Моти долетел сухой треск.
– Как прекрасно! – сказала Мотя и опять вздохнула.
– Иди домой, – сказал Петя.
Она покорно пошла по дороге, и скоро ее фигурка растаяла в серебристом звездном свете.
Тогда Петя повернул в степь и побежал к знакомой балочке. Ему никто не сказал, что нужно провожать полицейских, и ему никто не велел потом идти в балочку за Родионом Жуковым. Он все это делал, подчиняясь бессознательному и безошибочному внутреннему чувству. Им уже управляла какая-то посторонняя сила.
В балочке было совсем темно. Шурша бурьяном, Петя нащупал скалу и пошел вдоль нее, отыскивая щель.
– Это ты, Петька? – спросил из темноты голос Гаврика.
– Я.
– Ну что там слышно?
– Все в порядке. Ушли.
– И никого не забрали?
– Никого.
– Ну, слава богу. Давай сюда руку.
Петя протянул руку, и Гаврик втащил его в щель. Некоторое время они шли в полной темноте, то и дело задевая плечами стены, с которых сыпалась сухая земля. Затем проход настолько сузился и снизился, что пришлось ползти на четвереньках. Наконец впереди забрезжил слабый свет, проход расширился, и Петя увидел вырезанную в камне довольно большую пещеру с косо нависшим ракушечниковым закопченным потолком.