Так и есть, едва успел штаны завязать, как влетела ревнивая жёнушка.
—Григ,—Зита задохнулась от возмущения увидев, что муж возится с одеждой стоя над лежащей на полу соперницей. Лиза пыталась стянуть платье с головы, но руки с проступающими синяками слушались еще не очень.
—Цыц, убогая,—Григ подхватил лежавшую на настенной полке плеть, но не ударил, пожалел платье, можно, конечно, содрать и всыпать по полной, но ждать лениво, да и некуда Зитке деваться, страху нагнал и будя с убогой. Вон как дернулась, до сих пор морщится когда на лавку пристраивается.
—Эту шалаву,—по хозяйски ткнул сапогом раскорячившуюся на полу женщину,—оттащишь на задний двор, да розгами поучишь, а то молоко на завтраке горчило и навозом вроде припахивает. Но смотри, если она завтра работать не сможет, я тебе узоры на заднице плетью подновлю.
Пнув Лизу еще под ребра ещё разок, Григ сплюнул, стараясь попасть ей в лицо и вышел, оттолкнув стоящую столбом на дороге жену. Направился в кузню, до жатвы еще далеко, но серпы стоило подготовить заранее, пусть лежат, да и траву на сено пора резать. Поднявшееся было после общения с Лизой настроение, вновь испортилось, едва вспомнил, что придурок Шейн опять запропал. Похоже, придется искать другого кандидата в пастухи. Он уже рассортировал серпы, когда от ворот донесся крик дозорного. Прихватив по дороге топорик, Григ отправился к воротам.
Первым шел здоровый, почти голый грязный мужик. Ростом выше Грига, ширину плеч под громадным куском оленьей туши рассмотреть не удалось, но прикинув вес мяса, хуторянин просто взбесился. Этот недоносок Шейн так ничего и не понял, пора розгами вразумлять, но сначала… Топоры Григ научился метать еще в ополчении, колун не острейший боевой франциска,[27]но весил столько, что как он попадет в бездоспешного, значения не имело.
Выкидыш сраного тролля увернулся! Даже мясо не сбросил гад! А Шейн гаденыш стоит как засватанный. Планка упала окончательно и заревев медведем, хуторянин ломанулся вперед…
Захват хутора прошел быстро и без проблем. Уже через полчаса все мужики сидели в глубоком но сухом и пустом погребе. Ведро холодной воды из колодца, чистые тряпки и охапка листьев подорожника. Местным названия сей весьма полезной травы Алекс не знал, но не заморачивался по таким мелочам. Коль выглядит как подорожник, применяется как подорожник и растет там же, то и быть ему подорожником. В качестве медсестры к мужикам отправилась старшая сестра Шейна. Загоняя девку в погреб, захватчик пообещал ее выпороть если провозится дольше, чем горит огрызок свечи.
Жена Грига, та самая красивая баба со злым взглядом, стояла сейчас на коленях посреди мощеного двора и со страхом смотрела на нового хозяина. Чужак не комплексовал, его опыт длительного и достаточно специфического общения с Олей-Леной затейливо наложился на передряги последних дней. Вместо толпы перепуганных хуторян виделось взбудораженное, стадо которое для его же спокойствия необходимо загнать в обжитое стойло. Что-то ворохнулось в самой глубине души, но на рефлексии времени не осталось. Ещё чуток и придётся собирать обделавшуюся гопоту по хуторским закоулкам, а то и, не дай бог, по лесным буреломам. Очень хотелось Шейна отправить вниз, к папашке в объятия, но понимал, что обозлённые мужики придушат щенка по-тихому. Оно, вроде как, в тему, но… Связав за спиной руки привязал к дворовой коновязи. Надоел ему недоросль хуже горькой редьки. Пока с ним возился, во дворе собрался табунок отчаянно голдящих малолеток. Похоже, набежали с огорода. Пока очумело крутил башкой и соображал что к чему, Рьянга загнала мелюзгу в пустой амбар и старательно гавкая понеслась по хутору изображая поисково-карательную экспедицию. Мельком глянув на мохнатую морду, Алекс уверился, что псина просо бесится в свое удовольствие добравшись, наконец-то, до любимой работы. Пусть ее, она-то уж точно молодец и умница.
—Мясо—холод. Совсем хорошо—хранить. Чуть-чуть плохо—кормить люди. больше плохо—кормить свиньи. Очень плохо—кидать лес. Быстро, быстро,—захватчик несильно подтолкнул Зиту к лежащим на камнях кускам туши. Какое-то время женщина оторопело вслушивалась в корявую речь страшного незнакомца, а затем заполошно, словно наступил конец света, бросилась к мясу. Уловив осторожный взгляд брошенный ею на лежащий на столе большой нож, Алекс кивнул и повернувшись спиной, зашагал к калитке. Сама разберется, а ему пора обозреть неожиданно полученные под управление производственные мощности и социальные объекты.
Форма номер раз—часы, трусы, противогаз.
Ну противогаза у Алекса никогда не было. Часы, при наличии сотика, всего лишь статусная деталь, поэтому в ТОТ раз он их и не надел. Трусы хоть и были, но покоились на дне походного мешка, что еще недавно принадлежал Шейну. Последняя целая земная одёжка, как-никак. Вместо них на чреслах сейчас красовалась набедренная повязка из самой настоящей фирменной, штатовской джинсы.
Выглядел бывший студент весьма прикольно, ибо кроме набедренной повязки облачился в новые охотничьи поршни бывшего хозяина из сыромятной кожи, в руках крутил дубинку приличных размеров из очень твердого дерева—любимое оружие Грига. На шее вместо креста, который Алекс никогда не носил, ну не определился парень в своем отношении к богу, на крепком шнурке висел кожаный мешочек с зажигалкой. Загоревшее за последние дни до черна тело не пугало мышцами а-ля Шварценнеггер, но изучать анатомию по нему смог бы самый тупой студиуз, а сильно проступившие жесткие как веревки жилы, предостерегали знающего человека от слишком близкого знакомства.
Отросшие волосы сдерживала самодельная бандана. Щетина уже миновала стадию раздражающей чесотки и хоть медленно, но верно формировалась в плотную короткую бородку. Подобное лицевое украшение слегка беспокоило своей непривычностью, но бриться тем, что Шейн считал ножом, Алекс не рискнул. Шкурку пожалел, своя ведь. Хотя… судя по тому, что вскоре на теле не останется ни одного шрама, кроме заковыристой белесой звезды на плече, переживал зря. След клыка Алекс про себя называл печатью оборотня. Вырванное мясо уже наросло, кожа огрубела, но шрам только окончательно побелел и сейчас смотрелся диковинной татуировкой. Зато другие повреждения заживали с ужаснувшей Алекса быстротой. Пресловутая регенерация оборотня впечатляла. Разрывы и борозды на спине в палец глубиной исчезали превращаясь на глазах в белесые шрамы-ниточки, да и те рассасывались понемногу. Еще три—четыре дня и кошмарный сон пластического хирурга на спине просто исчезнет. Рассмотрев, пусть в первом приближении, свою спину, он сначала испытал шок, потом успокоился, но на второй день кожу на спине стало немилосердно тянуть, чуть позже спина дико зачесалась. Доведённый до бешенства новоявленный Ужас Местной Флоры и Фауны сумел, таки, изогнувшись буквой зю рассмотреть отражение собственной многострадальной спины в речной воде…
"Тянет значит, чешется. Это когда же меня успели кнутом то отходить со всем усердием? На Земле с такими ранами в реанимации под капельницей лежат, а самые беспринципные врачи на вопросы родственников тягостно вздыхают и отводят глаза отказываясь от взяток—слишком уж все мрачно-определенно. Заражение крови. Ау! Где ты? Одно из двух, либо чья-то добрая душа заботливо продезинфицировала все берега приснопамятной речушки, либо хищный организм Истинного Оборотня хавает местную заразу не хуже первого пенициллина."
Добрых душ, кроме той, что зафигачила его сюда, у Алекса на примете не было и поразмыслив, он решил не грузить Истинное Зло добрыми делами, а считать, что заражение крови ему не грозит, тем более, обычное кровотечение прекращалось почти сразу, стоило расслабиться, а если еще притормозить сердце…
Спешить Алекс совсем не хотел. Хватит. Эта гонка уже достала. Остановиться, оглянуться. Встать на паузу. Подумать. Хутор вполне самодостаточная система, от внешнего мира обособленная, налоги да ярмарки, вот и все основные контакты, редкие визиты соседей не в счёт. Пришлых особо не приветствуют и сами в гости почти не ходят. Отсидеться и адаптироваться по максимуму очень и очень можно. Тем более, хутор совсем не походил на кучу развалюх с земной картины "Хутор в Малороссии", а ведь там изображена вторая половина девятнадцатого века, уж на память-то Алекс больше не жаловался. Во-первых размеры… Почти квадратный, не меньше ста метров на сторону. Три больших жилых дома буквой "П" и огромное количество хозяйственных построек по внутренней стороне частокола. Одних только погребов целых четыре. Все по санитарным нормам: мясо-молочный, овощи-соленья-варенья, ледник и один совершенно пустой, похоже только что построенный. Именно построенный—добротная деревянная лестница, каменная отделка пола и стен, деревянный потолок, мощные подпорки. Заглубление метров шесть и высота в рост человека. Вентиляция и приточная, и вытяжная. Ещё и мехи присобачены, чтоб принудительно воздух гонять если приспичит. Остальные—близнецы-братья. Но больше всего Алекса восхитил частокол—высота не менее пяти метров, толщина хм… кольев сантиметров сорок не меньше, черные острия обожжены и щедро обмазаны… считай, залиты от дождя смолой. Может при такой высоте и стоило делать частокол двойным да с земляной засыпкой, но изнутри он был сплошняком застроен. Конюшни, амбары, хлева, кузня и прочие нежилые хозяйственные постройки окружали дома широким защитным кольцом. Да не дощатые сарайчики, а добротные срубы из солидных бревен. Вместо задних стен колья частокола, боковые сплочены с ним намертво и укреплены наклонными бревнами, концы которых уперты в землю и в увязанные с кольями неохватные поперечин. Получились несокрушимые ребра жесткости. Широкие плоские крыши покрытые толстым слоем хорошо утоптанной глины смыкались в единое целое и служили прекрасной галереей для обороняющихся. Легкий навес из тонких жердей прикрывал защитников от навесной стрельбы. Верёвками колья не вырвать, разнести частокол способен только солидный таран, да и то не в раз. Всё же укрепленный хутор не замок.