Почесав репу, Алекс решил, что "мировой политик" не отменяет возможности всяческих послаблений вроде "замены продразверстки продуктовым налогом"… тьфу! Барщины арендой, крепостного принуждения товарно-денежным вознаграждением и прочей, тому подобной бодяги. Однако даже не штудируя труды всевозможных создателей-разработчиков теории и практики развития человечества, он понимал, что сии эволюционные пертурбации здесь и сейчас реальны только сверху и то лишь, так сказать, в зоне личной ответственности. "Тащить и не пущать", короче А то переборщишь да переспешишь с экономикой и огребёшь вместо социально-политических реформ "Большой Бада Бум". Смертельный. От Добрых Соседей или собственных же крестьян. Свалившиеся, как снег на голову, свобода и "большие возможности"—штука опасная их всегда мало. Умные, трудолюбивые, но, не слишком озабоченные морально и прочим человеколюбием плюсики унюхают и быстренько схавают. Остальные же мимо кассы… Производительность, конечно, повысится, а то и в закромах получшеет, но основную часть прихватизируют шустренькие. На Земле за отмену и рабства, и крепостного права ратовали социалисты-бездельники, но дело с мертвой точки сдернули нарождающиеся промышленники—раба нужно кормить и содержать, крепостному что-то дать в аренду. Зачем собственнику завода такие сложности?! Куда проще что-то платить, а чтоб особо рот не разевали, на улице должно быть много-много желающих-голодающих. У нормальных и честных на столь глобальные вопросы времени нет, да и консервативны они обычно, особенно крестьяне.
Сразу после стихийного захвата, лишь глянув в глаза толпы, Алекс решил, что братание отменяется. Хуторяне явно посчитали Чужака злобным поработителем и насильником. И сейчас, стоя в дверях амбара, он всем телом ощущал волны страха и ненависти. Собственно, за что боролись:
—Ты огород,—палец упёрся в невысокую женщину,—Брать люди. Работать огород. Хорошо работать. Ходить за хутор нет.
—Да, господин,—нестройный хор голосов и шум поднимающихся с колен людей.
На хуторе появился новый хозяин. Читая многочисленные книги попаданческой серии, Алекс никак не мог понять, зачем главный герой благополучно закосив под благородного, пытается установить дружески-фамильярные отношения с сподвижниками-простолюдинами буквально на второй же фразе. С детства вбитые правила поведения становятся на дыбы и в лучшем случае простолюдин шарахнется от столь неправильного дворянина, а то и прирежет по-тихому бережения для. Что уж говорить о сервах. Потому попав в весьма сходное положение торопиться с изъявлениями дружбы не стал. Хуторян он не презирал и уж, тем более не осуждал. Даже Грига с остальными мужиками. Они считали себя в своём праве и вполне возможно даже не особо и нарушили здешние законы. Другое дело, что право сильного штука обоюдная. И опять же, вполне возможно, что извернувшись удастся узаконить бандитский захват. Остальные же повели как обычное безответное рабочее быдло. Для них он захватчик и если начать разговор на тему "мир, дружба, жвачка", его просто не поймут. Значит не стоит спешить и идти совсем уж поперек ожиданий. Ловля вшей и блох не его хобби.
Алекс усмехнулся:
"Вот же кокетка, блин! Что делать, что делать. Вот заведу личную жабу с личным же хомяком как попаданцу и положено, и определят они захваченный хутор в разряд "Мое, отстаньте все, не то покусаю".
Я шёл с миром и подарками готовый простить неразумного придурка-малолетку. Но на меня напали, я адекватно ответил. Жестоко? Может быть, но дать слабину, значит похоронить себя."
Мировой с Григом не будет, только в наивных книжках, после смертельно опасных разборок или тяжёлого передела ништяков взрослые мужики пьют мировую и уконтропупив последний кувшинчик горячительного клянутся жизнь отдать друг за друга. Смешнее только воспевание неких незыблемых правил кабацкой драки… Все эти "разойдись рука и раззудись плечо"… Алекс предпочитал более жизненное: "На рожон не при, но уж коли обнажил ствол—стреляй!".
Глава 5
Крестьянин городского типа.
Если отбросить прелести птичьего общения, то я доволен. Удалось втереться со своим захватом в самое удачное время. Пахота, посев и прочие трудоемкие весенние крестьянские прелести Григ со товарищи успели завершить буквально за день до моего появления, а для огорода день-два задержки плохо, но не смертельно. Лиза на хуторе занималась скотом, на земле хозяйничала Зита. Сам Григ справлял тяжелую мужскую работу да в кузне возился понемногу, хотя мастер из него был так себе, наблатыкался в отцовой кузне пока в ополчение не сбежал, да в армейской оружейке за время службы нахватался того-этого. Ну и своими мозгами кой до чего допер. Но кроме его младшего брата больше железянщиков на всей Хуторской равнине нет. Он и другие хутора за денежку малую осчастливливал до сих пор. Ну как мог. Главное кузня на хуторе была и даже с приличным набором инструмента. Младшенький-то куда мастеровитей старшенького оказался, но тс-с-с, информация нутряная, вовсе секретная.
В отличие от стандартного попаданца, производство булата и прочие железноделательные премудрости я представлял, по большей части, именно из книг фэнтези, ну и самую малость по детской энциклопедии. Было дома еще советское двенадцатитомное издание, а читал я с удовольствием еще с детского сада. Покопавшись в небольшом, полутемном помещение и погремев всяческим железным хламом, решил отложить прогрессорство до более детального ознакомления с хуторскими реалиями.
Осмотр богатого, но какого-то неряшливого хозяйства заинтересовал настолько, что все остальное вылетело из головы. К суровой прозе вернуло ленивое, предупреждающее рычание. Похоже во дворе Рьянга кого-то воспитывала.
—Нет!! Сынок, не надо!
—Мать, не лезь, иди Гри с Ладкой воспитывай, а этим гадом займутся мужчины…
—Ты себя мужчиной-то посчитал, шпиндель недоделанный?!
Шейн резко обернулся на голос. Слов он не понял, от злости я заговорил по русски, но угрозу учуял и от двери погреба отскочил чуть не сбив по дороге мать, которая пыталась его удержать. Довольная Рьянга вернулась к мослу, которым ее попыталась подкупить Лиза.
Собака с удовольствием пасла хозяйское стадо. Двуногие животные Старого Вожака совершенно бесполезны, молока с них не надоишь, да и шерсти не настрижешь, но приглядывать за ними куда интересней, чем просто носиться по хутору. Пусть Гера с кобелями частокол снаружи охраняет, хозяйская отара куда опаснее глупых овец и управлять ею ее сложно. Ещё и не укусишь особо-то, уж больно нежные, даже защитного слоя шерсти нет…
—Женщина, я приказывать, ты слушать и делать. Я ловить, сажать. Я выпускать.
Зита с ужасом вслушивалась в мои корявые слова и сжималась, стараясь стать как можно меньше. Она давно упала на колени, но руку сына не выпустила.
Зита отвязала его от столба не сразу, сначала разделала меньший кусок оленьей туши и с помощью пришедшей Лизы отмыла и перетаскала получившиеся куски на ледник. Мясо чуть-чуть, самую малость припахивало. Собственно только с верху. Провозились почти час, но хозяин не появлялся и Зита решила что пора, мужик, наверняка, уже дрыхнет насосавшись браги. Григ бы уже давно добрался до заначки…
—Плеть. Быстро. Здесь,—Хозяин с такой силой ткнул пальцем, что Лиза отступила на два шага и едва удержалась на ногах. Ее развернуло спиной к воротам и она с ужасом пятилась, ожидая удара, который просто проломит ей грудную клетку. Гневный высверк темных глаз, казалось, швырнул ее в открытые ворота внутреннего двора. Она как во сне метнулась до хорошо знакомой лавки и вернувшись неловко сунула сдернутую со стены плеть в руку нового хозяина. Никто и сдвинься не успел.
—Ты отпускать Шейн сама. Плохо. Много плохо. Первый раз пять удар. Бить он. Снова отпускать смерть.
Тяжелый взгляд упирался в Зиту и Шейн никак не ожидал сильного толчка рукояткой плети. Едва не упав, он от испуга изо всех сил вцепился в обтянутую кожей деревяшку. Жесткая ладонь ухватила его за плечо и швырнула к стоящей на коленях матери. Женщина принялась покорно развязывать завязки платья.