Глубокий вдох и шумный выдох. Ненависть кипела сильнее.
— Ну, что? Давай извиняйся, — Лисет пальцем указала на пол. — На коленях. Чем быстрее закончим, тем быстрее ты уйдешь.
— То есть, мы ее после этого сразу отпустим? — спросила вторая девушка. До этого она стояла молча. Опершись плечом о дверцу кабинки. — Тю. Скучно. И нужно было ради этого стараться ее вылавливать?
— Я сказала, что мы отпустим, после того, как закончим. Я не говорила, что закончим мы на извинениях, — Лисет закатила глаза. — Я, если честно, не сильно хочу с ней возиться. Напрягает меня все это. Поэтому отведем душу, а потом лишь изредка будем к ней заглядывать. Чтобы не расслаблялась.
— И вы считаете, что останетесь безнаказанными? — я не узнавала собственный голос. Он срывался гневом.
Но мои слова вызвали лишь смех. Громкий. Мерзкий.
— Ты думаешь, что ты первая, кто нам это говорит? — та вторая девушка посмотрела на меня так, словно я ее действительно забавляла. — И, конечно, ты можешь попробовать пожаловаться. Но, поверь, мы сделаем так, что ты этого не захочешь.
— Мы долго будем ждать? — Лисет тонким, длинным ногтем убрала прядь алых волос за ухо. — Давай так. Ты становишься на колени и вообще делаешь все, что мы скажем. А мы к тебе даже не прикасаемся. И ты полностью целая уходишь отсюда.
— Нет, — ответила, сквозь плотно стиснутые зубы.
И этим подписала себе приговор. Я никогда не забуду то, что происходило в этой уборной. То, как меня били. За волосы таскали. Пытались головой в раковине утопить, но добились лишь того, что губу мне разбили о белоснежную поверхность, из-за чего она тут же испачкалась потеками моей крови.
В уборной вообще происходил настоящий ад. Во многом по той причине, что я не просто сопротивлялась. Я пыталась дать отпор. Вцеплялась в их волосы. Била. Царапала. За одежду хваталась. Я была значительно меньше и младше них, но в это мгновение убить была готова.
— Ах ты сука, — Лисет это не просто произнесла. Даже прокричала. А все по той причине, что я вырвала ей клок волос. И по ярости вспыхнувшей на лице девушки, а так же по тому, как она схватилась за пряди, я поняла, что у этой стервы культ ее волос.
И она отплатила мне за вырванный клок. Сказав своей подруге держать меня, она выбежала в коридор и у третьей девушки взяла маникюрные ножницы.
Дальше меня повалили на пол. Об него разбили нос и удерживали в таком положение, коленями упираясь в спину. Заламывая руки.
Не в силах даже пошевелиться, я прекрасно чувствовала то, как Лисет обрезала мне волосы. Но казалось, что она этими ножницами в моей душе ковыряет. Я ведь… никогда не стриглась. Волосы отращивала. А сейчас они рванными клоками летели на грязный пол. Как и вся я. И все это казалось сплошным кошмаром, вот только от него не проснешься. Он происходил на самом деле.
Плакать хотелось. А еще кричать. Во весь голос. Надрывно. Отчаянно. Но я и этого не могла. Они мне рот закрывали, а потом пытались в него запихнуть мои же волосы. Я вырвалась. Плюнула Лисет в лицо и вырвала ей еще клок волос. Была бы возможность, оставила бы ее полностью лысой.
И этим вызвала у Лисет ту ярость, которую невозможно передать ни одними словами. А она явно путала ее жестокие мысли, после чего у нее возникла мысль, которую Лисет посчитала гениальной — а почему бы не отвести меня в лес и не оставить там голой?
По их мнению, это должно было научить меня уму разуму.
В какой-то степени это и произошло. Я действительно многое поняла. Ведь в тот момент, когда они, затыкая мне рот протащили по коридору и запихнули в машину, я пришла к выводу, что и правда многое повторяется.
Нет, прямо вот такого со мной еще ни разу не было. Но, когда меня вывезли в лес и, приставив к горлу маникюрные ножницы, лишили одежды, так, что я теперь осталась лишь в нижнем белье и майке, я почувствовала себя примерно так же, как и на смотровой площадке.
По ощущениям ситуации были похожи, но пробуждали они совершенно разные чувства.
Ведь, когда это происходит один раз, ты считаешь, что тебе просто не повезло. С не теми людьми, с плохой ситуацией. Когда же нечто такое повторяется, подобное можно считать закономерностью.
А это уже страшно. Ты понимаешь, что вот так может пройти вся жизнь. И ты в ней будешь игрушкой для битья. Ведь, когда ты просто живешь и никого не трогаешь, оказывается, ведешь себя неправильно. Бесишь всех. Просто так. Ни за что.
Мир не изменится, если не изменишься ты.
И вот ты, или подчинишься этой закономерности, или мир порвешь в клочья.
Я выбирала второе.
Поэтому, как только от моего горла убрали ножницы, я тут же набросилась на Лисет. Затем и на ее подруг.