Пока Юлик продолжал сражаться с тоннами синтетической набивки, перекатывая по ним тощие ягодицы, и дрыгая ногами, в попытках встать, в кабинет заглянула секретарша Геныча. Миловидное умненькое лицо девушки выражало озабоченность и некоторую растерянность. Она повернулась в сторону Юлика. Чтобы не выглядеть уж совсем идиотом, пришлось на время прекратить попытки освободиться и замереть, зависнув, теперь, почти прямо, но с наклоном вперед.
– Юлиан Захарович! Вы, просили свежевыжатый сок. Я, к сожалению, нигде не могу найти пресс для цитрусовых. Все соседние фирмы оббегала. Ни у кого нет, – виновато сообщила секретарша. И уже совсем тихо добавила: – Да и грейпфрутов тоже нет… – она с надеждой посмотрела на Юлика. – Может, Вам, из пакета сок налить?
У нее были прекрасные серые глаза, но Юлик был не в лучшем расположении духа и решил, что не купится на красивые глаза.
– Ты, знаешь, что сок из пакета это, практически, чистый яд, сплошная химия? – возмутился он. – Там знаешь, сколько всякой дряни? Рядом с вами какой-то французский ресторан. Позвони туда. В этой забегаловке, наверняка, есть доставка, – капризно сказал, висящий под углом 45 градусов, Юлик, – а нет доставки, так отправь кого-нибудь.
Девушка застыла. Прекрасные глаза сделались круглыми. Геныч, видимо решив, что пора вмешаться и спасти сотрудницу от ненормального клиента, наконец, оторвался от бумаг:
– Все нормально Люся. Никакого сока Юлиан Захарыч не хочет. Это, они так шутят. Звездный юмор. Ха-ха! Принеси нам кофе, – он, ободряюще кивнул, и секретарша, с просветлевшим лицом, выскользнула за дверь.
– Я не пью кофе с кофеином! – крикнул Юлик, в уже закрывшуюся за Люсей дверь и снова затрепыхался в своей ловушке. – Дебильное кресло! На хрена его здесь поставили?! Небось, твоя женушка кучу бабок отвалила за это говно?!
Геныч посмотрел на дергающуюся, вопящую звезду и наглым образом заржал.
– Придурок! – взвизгнул Юлик. – Чего ты ржешь?
– Ты в курсе, что у тебя на голове радуга? – давясь от смеха, с трудом выговорил хозяин кабинета, даже не сделав попытки помочь своему клиенту встать. – Ты похож на поняшку из детского мультика. У меня дочка смотрит.
Юлик, наконец, выбрался из мягкой западни и теперь сердито смотрел на смеющегося Геныча.
– Ты не в теме. Ты в моде вообще не сечешь. Ходишь, как лох. Костюм, галстук. Сдохнуть можно от скуки, глядя на тебя, – надменно сказал Юлик, очень надеясь, что его новая прическа не пострадала во время сражения с проклятым оранжевым монстром. – Со знаменитостями работаешь, а одеваешься как какой-нибудь вшивый менеджер или агент из похоронного бюро. Выглядишь как идиот!
Геныча, нисколько не тронула критика звезды:
– Юлик, тебе уже почти тридцатник, а ты все мальчика из себя изображаешь. Не пора сменить имидж на что-то более мужественное, брутальное? Образ придурковатого подростка уже пора превратить в приятное твоему сердцу воспоминание, но не продолжать пребывать в нем.
– Ты, просто завидуешь. Не умеешь наслаждаться жизнью. Занудный и посредственный человечишко. Тебя окружают творческие, одаренные люди, а ты сам можешь только бумажки перекладывать, да на калькуляторе щелкать. Вот тебя и гложет черная зависть, что сам живешь уныло и однообразно. Тебе расслабиться не хочется? Выкинуть что-то этакое? Жизнь мимо проходит, Геныч. А ты сидишь, уткнувшись в бумажки. Тоска!
Геныч вздохнул и развел руками.
– Да, Юлик, да. Такой вот я скучный человек. Не хочу я радугу на голове, не хочу, что бы в меня пальцем тыкали и таращились, как на мартышку в цирке. Я чего тебя звал, – сменил тему агент. – Завтра нужно ехать на студию на пробы. Хорошее предложение. Хорошая роль. Правда, с таким причесоном, даже не знаю. – Геныч с сомнением посмотрел на разноцветье, на голове Юлика. – Ну, да ладно. Если все срастется, перекрасишься. – Заметив, что Юлик весь раздулся от возмущения и уже готов начать орать, Геныч примирительно сказал: – Да ладно, парик тебе подберут. Уж извини, в девятнадцатом веке даже представить себе люди не могли, что можно взять и выкрасить башку во все цвета, имеющиеся в природе. Тогда все были скучные, знаешь ли, никто не умел жизнью наслаждаться и выкидывать что-нибудь этакое.