Третья неделя. Тогда-то великого Потоцкого и доставили в больницу. На вертолете. С разбитой головой. Нет, форма черепа осталась неповрежденной. Дело в содержании.
Сохранилось фото Яна, сделанное в тот самый день. Гонщик откинулся на спинку больничной кровати, похожую на могильную плиту. Обнаженное тело одето лишь в серебристое отсутствие загара.
Распахнутые глаза пусты. Но вот от чего берет озноб: мускулы лоснятся, чуть не лопаются от избытка энергии, точно у человека в расцвете сил, перед стартом. Как это возможно, на последней-то неделе «Тур де Франс», когда измученный мотор давно уже должен был спеть свою лучшую песню, а мускулы — выпирать узлами посреди глубоких вмятин от чересчур долгого и мучительного перенапряжения?
Больничное фото третьего дня показывает нам спортсмена в еще лучшей форме. Можно подумать, от одной лишь внутривенной кормежки жилы способны вот так разгладиться, налиться жизнью, заблестеть. Увы, глаза по-прежнему лишены всякой мысли.
На двадцать первый день главные мускульные группы велосипедиста, такие как vastus и rectus femoris[1], топорщатся по всему бедру, они уже ненормально огромны, словно готовые потрескаться куколки, а вокруг — полное вырождение, будто бы перед вами выходец из катакомбы или жертва раковой опухоли на последнем издыхании. Нос похож на клюв хищника. Кожа больше не смягчает черты лица, но угрожающе натянута между костями. Вспомним, это тело ровно три недели не шевелило даже пальцем.
Снимков двадцать второго дня не существует: к чему фотографировать кровать без пациента?
Тело Яна исчезло ночью. Начальство больницы разводило руками, ссылаясь на электронную систему безопасности и надежную охрану. С девяти вечера здание, как обычно, находилось под усиленным наблюдением. Странных перемещений никто не заметил, камеры слежения и входные датчики не засекли ничего подозрительного. В два часа пятьдесят семь минут дежурная сестра вышла из палаты интенсивной терапии в туалет и, вернувшись через шесть минут, обнаружила опустевшую постель Потоцкого, о чем тут же оповестила дежурного управляющего. В три часа одиннадцать минут на место прибыла полиция.
Тело так и не нашли.
Второй этап
Ян! врезался в дерево из-за простой лягушки. Редкий случай. Это случилось в том же году, когда великий Акил Саенц выиграл свой пятый «Тур де Франс», повторив промежуточный рекорд.
Знаете, большинство велогонщиков смотрятся красавцами только в седле. Стоит лучшему из лучших слезть с велосипеда, и атлет моментально превращается в неуклюжую курицу. Накачанные бедра и дряблые голени с обвисшей мускулатурой — чем не окорочка? А изящные, невесомые икры? Правильно, не они же продвигают гонщика к победе. Сердце, легкие, таз, бедра — вот что важно. Икры — всего лишь заурядный шарнир между живым двигателем и машиной. Кому охота тащить высоко в горы лишние килограммы плоти?
В любом случае, надо сказать, Акил и без велосипеда выглядел молодцом. На мой взгляд, фортуна слегка перестаралась с этим парнем. Он даже угодил на страницы журнала «Вог», что немало поспособствовало не только его собственной славе, но и прибавило популярности гонкам. Впрочем, уже тогда Саенц прослыл истинным героем. При тех деньжищах, которые приносит подобная известность, можно быть близнецом Горбуна из Нотр-Дама, никто и не заметит. Так нет, посмотрите на эту статную фигуру шести футов ростом, бронзовую кожу и бронзового же оттенка волосы! (Все это взято из «Вога», сам бы я не заметил.) Вообще-то в тех краях, откуда он родом, подобная красота не редкость, однако люди почему-то поговаривают об африканской высокогорной крови, о каких-то предках, что якобы обитали на высоте двух тысяч метров над уровнем моря и гораздо ближе к экватору. Чушь, по-моему. Не может пресса без «уток».
Так вот, согласно статье, «стройные, точно у газели, ноги спортсмена сужаются от выдающихся мускулистых бедер к длинным точеным голеням и почти девичьим лодыжкам. Сердце в состоянии покоя делает не больше одного удара за две секунды, а рабочий объем легких примерно в два раза выше, чем у простого горожанина».
Правда, не до конца ослепленный внешними данными гонщика, автор здесь же отмечает, что, дескать, могучий безукоризненный торс корично-золотого оттенка, без единого намека на излишества, и тому подобное, о-ля-ля, хали-гали, искажает загадочный бугор прямо под грудной клеткой. Не то грыжа, не то странная особенность телосложения. На самом деле названная выпуклость дает дополнительные возможности для работы легких. Ничего удивительного. Любой профи со временем обзаводится такой.