Постепенно привыкая к болезненному желтому свечению мутных полусфер, глаза Патруля стали различать на стенах бесчисленные тени от гигантской шестеренки, что поворачивала приводное устройство ползучего трека, по которому безостановочно катились исторические знаменитости. Тяжелая цепь медленно наматывалась на зубчатое колесо в направлении, обратном движению ленты. Звенья и острые зубцы вплотную смыкались друг с другом, как им и следовало.
Нужно ли еще что-то объяснять?
Возможно, Микель уже был парализован. Во всяком случае, бороться с ним не пришлось. Азафран подтащил тело к самому краю трека и прокатил навстречу движению.
Гонщик действовал не из ненависти: он смертельно устал ненавидеть. Поэтому, когда отточенные зубья вонзились в еще живую добычу, которая именно в этот миг обрела ясное сознание, и туннель огласили звуки, не поддающиеся никакому описанию, Азафран не ждал, не упивался местью. С решимостью самоубийцы он бросился с двух-трехметровой высоты на бетонный пол, подвернул себе лодыжку и, даже не заметив этого, в отчаянии огляделся вокруг. Под ногами зияла другая бездна, истинная тьма, куда и возвращалась лента после поворота.
С этой ремонтной площадки бетонные ступени вывели его наверх, к железной двери. Патруль дернул за ручку — и солнце безжалостно полоснуло его по глазам.
Сморгнув слезы, избавившись от лиловых танцующих пятен, Азафран увидел себя на настоящей трассе, по-прежнему в Храме, но уже на границе света и тьмы, а впереди, на стоянке гоночных машин, он различил крохотную, однако весьма обворожительную фигурку. Де Зубия высоко подпрыгивала и махала ему руками.
Мужчина был изнеможен до предела. И все-таки побежал.
Без лишних слов пара опрометью бросилась за угол, к позабытому всеми «диабло». Застоявшийся мотор огласил окрестности пронзительным визгом. Машина развернулась на девяносто градусов и пулей вылетела на гоночную трассу. Где-то позади бушевала толпа. Еще немного, и у всех на глазах мимо подиума проплывет обезглавленное тело, кровь и плоть посреди латекса. Оставался только один выход.
Нельзя описать словами весь ужас падения с Ла-Редондес, но едва ли не хуже приходилось через несколько минут, когда колеса с ревом огибали Ле-Барат. Стоило Патрулю осознать, что единственная надежда для них — устремиться к вершине Шез-де-Диабле, а главное — что Перлита и на миг не допускает мысли о какой-то там опасности, мужчину охватило философское настроение. Безумно жаль, конечно, крошку Иридасею: так мало повидала на свете… (Девочка безмятежно пускала пузыри на заднем сиденье.) С другой стороны, еще можно погрезить о блаженной жизни, которую они провели бы втроем, не ведая гроз и несчастий.
После короткого спуска, во время которого у седоков чуть не повылезали глаза, казалось, автомобиль очень медленно и осторожно воспарил над землей.
Трудно сказать, что сыграло решающую роль — инженерный гений создателя трека или материнский инстинкт де Зубии. Может, все сразу.
На последнем вираже Перлита выжала-таки сто двадцать км в час, на которые, собственно, и была рассчитана трасса. Такой близкий и такой далекий пик манил друзей, громко взывая: «Эй, это же я, неколебимый утес на твердой планете. Идите ко мне!» И тут разогнавшуюся машину занесло; послышался громкий хруст и некое злое шипение. «Диабло» бешено затрясся.
Ла-Редондес-Комплеха неисправимо пострадала от аварии. Азафран приготовился рухнуть на острые скалы. Он бросил прощальный взгляд на де Зубию: дама рулила, точно заправский гонщик, сияла глазами и преглупо улыбалась до ушей. Патруль обернулся: малышка лежала на спине, размахивая ручонками из стороны в сторону, и делала «бррр, брррр», а над нею, за щелью заднего окна, проносился мимо разрушенный участок дороги, похожий на останки распадающегося лайнера. Колеса машины отчаянно застонали, но все же ухитрились выползти на твердую землю.
Понимая, что выкроила для себя передышку, Перлита остановилась на обочине, чтобы как следует накормить ребенка перед дальней дорогой. Беглецы уселись у стены наблюдательной вышки, свесили ноги над обрывом, де Зубия с торжествующей улыбкой опустила платье до пояса и приложила девочку к теплой груди, содрогающейся от невольных рыданий.
Далеко внизу, у подножия Ла-Редондес-Руинада[32], затормозил один из гоночных «фиатов». Из него разом выскочили трое. Наемные убийцы? Местная служба порядка? Соблазнительная, горьковато-сладкая женщина-детектив из Андухара с ряжеными помощниками? С такого расстояния сложно было определить. Вроде бы они задирали головы, пытаясь разглядеть против солнца мужчину, женщину и мирно посапывающую за едой малышку.