Только спустя пару недель, когда Коробов вновь пригласил его - уже в свой собственный кабинет - Фоменко понял, почему майор сомневался.
Коробов был недоволен и не скрывал этого. Он сказал, что ждал от курсанта точной и оперативной информации о настроениях на курсе, а также о тех, кто позволяет себе неуважительно отзываться о решениях партии и правительства.
Потупив голову, Фоменко молчал. Однажды он уже собирался довести до сведения перуполномоченного, как на днях в курилке курсант его взвода Куделко, теребя газету с материалами только что состоявшегося пленума* ЦК КПСС, посмеиваясь, бросил:
- Ну, теперь Брежнев разрешит Никите кукурузу только на лысине выращивать!
_____________________________________________________
* Пленум 1964 года, сместивший Н.С. Хрущева со всех постов.
Чуть позже, усевшись за столом в ленинской комнате, Фоменко принялся подробно описывать случившееся на листике, вырванном из тетради. Но, аккуратно расписавшись в конце и поставив дату, вдруг вспомнил, как сам вместе с товарищами от души хохотал над шуткой Куделко, и испытал вдруг такое отвращение к себе, какого он не испытывал еще ни разу.
Скомкав исписанный аккуратным почерком тетрадный лист, курсант швырнул его в мусорную корзину.
Да, он принял предложение Коробова. Но когда давал свое согласие помогать... Фоменко много читал об этом и видел в кино. Особенно красиво все было в кино: бесстрашные чекисты с холодной головой и чистыми руками и ненавистные враги...
Господи, да какие могли быть среди его однокурсников враги?
Яркие кадры кино исчезли, и Фоменко увидел себя сидящим в огромном кинозале, где остальные, затаив дыхание, наблюдали за грандиозным зрелищем свершений и побед, а он зорко следил, не усомнился ли кто в подлинности увиденного, не заметил ли, как обветшал и прохудился экран...
Нет, прятать в своей голове второе дно, о котором бы не подозревали его однокурсники, копить там обрывки их доверчивой, простодушной болтовни, а потом время от времени вываливать все накопившееся на стол Коробова - так бы он никогда не смог.
И если бы знал это сразу, то сказал бы Коробову «нет» еще при первой встрече.
...Фоменко хотел сказать об этом в кабинете особиста и молчал, мучительно подбирая слова. Но говорить ничего не пришлось. Коробов понял.
Он выразил сожаление, что курсант не оправдал его надежд, и отпустил с миром.
Еще месяца два Фоменко ждал. Чего? Он полагал, что заслуживает наказания: он был лучшим на курсе, но отказался помочь особому отделу. Однако прошел месяц, другой, третий, а в жизни Фоменко ничего не изменилось. Он, как и прежде, успешно сдавал зачеты и экзамены, получал ворошиловскую стипендию и даже в очередной раз был избран в бюро ВЛКСМ роты. Скоро он и вовсе забыл о существовании Коробова.
19.
И вот спустя почти двадцать лет ротный вспомнил о нем. Потому что прочитал в глазах секретаря парткома то же плохо скрываемое и напряженное ожидание, которое было когда-то во взгляде пригласившего Фоменко на первую беседу особиста.
- Так, так. Четверо, говоришь, попали в твою роту, - Поташов поджал пухлые губы. - Успел познакомиться?
- Нет еще.
- Зато я успел, - подполковник шумно вздохнул. - В том числе и с рядовым Ойте.
Ротный удивленно вскинул брови.
- Чудная фамилия.
- Немецкая. - То есть?
- Немец он, - со злостью сказал Поташов. – Да в придачу еще и меннонит. Есть такая христианская конфессия… Среди обрусевших немцев их много. На гражданке золотые люди: не пьют, не курят. А в армии с ними одна морока…
- Знаю, - вздохнул Фоменко. – Мне один такой попадался, в Карелии. Им вера оружие брать в руки запрещает…
Он вскинул голову.
- Но как же… - Фоменко недоуменно пожал плечами. – Как он попал в Афган? Есть приказ. Таких сюда нельзя.
- Правильно. Мне его в Ашхабаде подсунули. А времени проверить не было.
- Так что ж его теперь, обратно? – простодушно спросил ротный.
- Ты же не дурак, Фоменко, а такое говоришь, - почти ласково произнес секретарь. – Нельзя его обратно... Большие неприятности могут быть. У меня…
Поташов почесал затылок.
- Тебе, кажется, уже давно пора майора получать, а?
- Пора. Да должность капитанская, - Фоменко развел руками, но тут же, устыдившись этого слишком откровенного жеста, быстро спрятал их за спину.
- Это дело поправимое. Должность найдется, - губы Поташова растянулись в гримасе, которая должна была означать улыбку. - Для умного человека всегда найдется.
И снова его напряженно-ждущие глаза говорили: «Ты же знаешь, что в третьем батальоне освободилась должность начальника штаба. Вот бы тебе на нее, а? Через месяц получил бы майора».
- Если вы считаете, что я достоин..., - пытаясь не выдать охватившего его волнения, сказал капитан.
- Твою кандидатуру рассматривают, - с напускным безразличием протянул Поташов. - Но есть и другие, понимаешь?
- Понимаю, - кивнул ротный.
- Командир полка обязательно посоветуется со мной, и если я буду настоятельно рекомендовать тебя..., - подполковник помедлил. - Пора получать майора, а?
- Я оправдаю ваше доверие, - отрезал капитан, не найдя ничего лучшего.
- Вернемся к Ойте, - секретарь расправил жирные плечи, и Фоменко почувствовал, что сейчас Поташов скажет главное - то, ради чего он вызывал его к себе. - Пока только мы с тобой знаем, кто такой этот Ойте, - подполковник говорил очень медленно - так медленно, что паузы между его словами значили несравненно больше, чем сами слова. - Но если про него узнают там, - секретарь скосил глаза к потолку, - будет плохо. И мне, и тебе.
На лице Фоменко не дрогнул ни один мускул.
- Рано или поздно там об этом узнают, товарищ подполковник.
- Не должны узнать, - ноздри узкого носа Поташова раздулись. – Завтра твоя рота уходит на «боевые». А молодым и неопытным, вроде Ойте, первый раз в бою всегда бывает трудно…
20.
После ужина официантки офицерской столовой убирали со столов. Торопливо кидая в большой чугунный бак ложки и вилки, самая старшая из них — полная и крикливая Света - смахнула с носа капельки пота и скомандовала:
- Шевелись, бабы! Не знаю, как вам, а мне надо сбежать пораньше.
- Твой, небось, уже к окну приклеился. Ждет! — отозвалась, нагружая передвижную тележку мисками, Наталья. Она была почти одних лет со Светой, но смотрелась моложе из-за коротко стриженных и по-кукольному завитых рыжих волос.
Света сладко потянулась.
- Всю ночь спать не даст…
- А мой напьется на радостях да удрыхнет, - заявила Наталья. - Зато уж завтра поутру...
Заговорщицки подмигнув Наталье, Света повернулась к Аннушке, которая молчаливо протирала столы.
- А ты, Ань, торопишься или нет? Словно не слыша, Аннушка продолжала орудовать тряпкой.
Официантки переглянулись. Света с укором протянула:
- Молчишь... Второй месяц тремся бок о бок, а все как чужая. Молчком да в одиночку здесь пропадешь.
- Пропадешь, пропадешь, - подхватила Наталья. - Мы тебе зла не желаем. Наоборот.
- Спасибо, - не поднимая головы, тихо сказала Аннушка.
- Думаешь, ты какая-то особенная? - продолжала Наталья. - Что мы, не знаем, зачем бабы сюда едут? Чем их еще заманишь на войну, где, неровен час..., - она торопливо перекрестилась. - Или мужиками, или деньгами. Так, Светик?
- Кто нас с Наташкой на четвертом десятке, дома бы замуж взял? А здесь с голодухи и сухарь слаще пряника, - Света прыснула. - Глядишь, какой-нибудь и найдется. Вон, Вовка мой уже собирается..- Тьфу, тьфу, тьфу, не передумал бы! Ты, конечно, другое дело. Ты бы парня и дома нашла.