- Так они у тебя все подросли! Скоро меня обгонят!..
И опустился вечер на троллью пещеру в тролльей чащобе, и пришло волшебное время ужина.
- Вот увидишь, повелитель: опять цераптину отварную выставят! Да еще самую вонючую! Из года в год одно и то же. И вина у них нет! И хлеба нет!
- Цыц, Джога! Чем богаты, что сами едят, то и нам подают. Не человечину ведь. От души угощают - это понимать надо! А хлеб у меня свой.
- Слышь, Хвак! Сегодня на ужин у нас цераптор вареный. Мыга самого жирного выбирала, Мыга у нас мастерица готовить. Ух, вкусно будет!
И закончился ужин. Мыга, стараясь не шуметь, суетится по хозяйству: там прибрать, тут подмести, этому нос вытереть... Младшенькая Гага покачивается в переносной колыбели из шкур, прикрепленной к маминой груди, бубукает довольно, Бухун и Тыха облепили с боков дядю Хвака, чтобы поближе, чтобы ничего-ничего не пропустить, чтобы все было слышно! А Хвак разомлел, вытянул разутые ноги к очагу и байками сыплет.
Глава семейства Угун сидит поодаль, поближе к свету коптелки, хмурит маленький лоб, красные глазки его почти и не видны - очень уж глубоко вдавлены под мохнатые брови, однако видно, что тролль доволен: хороший гость, вкусное мясо, мягкий вечер. В натруженных лапах Угун держит скребок и череп с кусками волос и кожи на нем - то, что осталось от головы демоночеловека Хазафа: не сидеть же праздным бездельником, покуда Хвак рассказывает... Семья Угуна очень уж охоча до Хваковых былин, песен и побасенок, вот и сейчас Хвак разошелся в полную силу, до любимой сказки дошел, и все кто есть в пещере, слушают его, затаив дыхание...
-...и вот, значит, по бедности такой, отвязали они последнего ящера - а лядащий был, кожа да кости, чешуя с дырками! Ростом примерно с горуля!..
- Нет, не так, дядя Хвак!
- Не так, не так, дай я первая скажу: ростом с самого завалящего горуля!
Хвак тотчас поправился:
- Верно, ростом с самого завалящего горуля...
- Аруря, аруря!..
- Вот, значит, привел бычка в храм и жрецу-то веревку и отдай! Дескать, нам от богов дюжиною воздастся, как ты говоришь, - а ты так возьми! А жрец-то не будь дурак - и в хлев повел! Чужое даровое-то - всегда слаще!
- Чу-жое даровое! Чужое даровое! Чужое даровое!.. Ура!..
Расшалившиеся дети тотчас же получили от Мыги по подзатыльнику, даже скуксились, но ненадолго, тем более, что рассказ подходил к самому-самому захватывающему месту! Хвак безо всякой досады переждал внутрисемейную суету и воодушевленно продолжил:
- А ночью-то ящер по дому и соскучился! Спать не спит, хвостом да рогами стену точит, другим ящерам спать не дает! Сам мелкий, да егозливый, мычит да бодается! А стена-то с гнильцою!
- Дядя Хвак! А другие ящеры к этому-то веревкою привязаны были!
- Верно, сестричка. А другие-то ящеры к нашему бычку веревкою подцеплены были, для прочности...
Угун запыхтел и еще более нахмурился, толстые губы крепчайшею трубочкой составил - против невольного смеха, череп в одну сторону отложил, скребок в другую: главное - не пропустить заветного места...
- ...веревка-то твоя, а вся дюжина ящеров по веревке - моя, ибо их мне сами боги прислали, из самого жреческого хлева... по святому сокровенному слову... да по твоему же... наущению! На, возьми... свою веревку!
Вот тут уже можно было хохотать в полный голос! Даже маленькая Гага засмеялась, видя общее ликование, ее старшие брат с сестрой пустились в пляс вокруг Хвака, Угун рычал и крутил косматой рыжей башкой, веселые слезы из глаз вытряхивая, а Мыга, обессилевшая от смеха, осторожно повалилась прямо на каменный пол.
Эх, а утром опять вареной цераптины вволю, прощание с обниманиями, у некоторых малолетних глаза на мокром месте - а он в дорогу, пусть это и не так далеко, но совсем-совсем иные края: Океания, столица!..
- Повелитель, только ты сходу деньгами не сори: хотя бы в первый вечер должно хватить на все: и на вино, и на девок!
- Сначала поедим как следует, по-человечески. Потом остальное.
- Понятно, что поедим, повелитель, это даже ниже обсуждений. Я просто напоминаю... Кстати, повелитель, по пути расположено одно гм... святое место... Иногда оно бывает очень денежным...
- На храмовую кубышку намекаешь? Много там? Чье?
- Богини Тигут. В сей миг около дюжины кругелей, серебром и медью.
- Ты, Джога, святотатец.
- Ох, да, ох, грешен, повелитель.
- Главное - чтобы со мною был чист. Ладно, сейчас пощупаем. Как придем... ну, на постой - сразу же винишка и чего-нибудь такого, чтобы это... чтобы аж жир на косточках шкворчал!.. Не против, а, Джога?
- Никак нет, повелитель!
* * *
Океания обширна, как и положено быть столице Империи, однако столько сюда народу поналезло, что кажутся тесными широкие прямые улицы, переполненными величественные храмы, душными громадные площади... В любом месте, в любое время - кажется, что повсюду одно и то же: толкучка и суета. На самом деле, конечно же, наличествуют и пустынные места в Океании: ну-ка, попробуй, поброди, по окраинам города в глухое время ночи!
Хвак поначалу - еще по без опыта - каждый вечер влипал то в драку, то в поножовщину, а то и вообще в какие-нибудь неприятности! От татей отобьешься - так еще обыскать покойников не успеешь - уже прочь от городской стражи беги, она тут как тут на готовенькое! Но город Хваку нравился: столько тут всего любопытного и прелестного - дух захватывает, проголодаться забудешь! А вот девки - так... не слишком!.. Очень уж вертлявые да ушлые, а сами сплошь - кожа да кости, никакого вида! Люди говорят - в столице именно эдак и ценится: из которой костей торчит больше - та и лучшая... Тьфу!..
Огромная площадь забита праздношатающимся народом. Вроде бы и день будний, да только в столице словно бы круглый год праздник.
Хвак шел-шел - и наткнулся пузом на чью-то спину: не пройти, давка. Что там такое? - А это скороходы да стража дорогу очищают: целый караван карет, в сопровождении всадников из сударей, следует во дворец! Можно и подождать, люди не гордые. Даже и любопытно поглядеть на лошадей, да на мечи, да все эти самоцветы, что на разряженных сударынях целыми гроздьями висят... Вроде бы всё, проехали... почти все...
- Ой, умора! Ты только глянь, повелитель!..
- А чего?
- Видишь вон того светловолосого молодца, что лошадь в поводу ведет, черную кобылу? Вон, остановился? Шпоры золотые?
Хвак поворотил голову и недоуменно осмотрел юношу, явно из очень знатных сударей, стройный, трезвый... Меч у него за спиной - явно, что очень хороший... Ого!
- Это кто у него - охи-охи??? Джога, это охи-охи?
- Да, сам не видишь, что ли? Ты не на зверя смотри, мы на них потом вдоволь налюбуемся, когда тебе опять по захолустью бродяжничать вздумается, ты на этого сударя смотри!.. И вон на ту карету, что колесом за встречную телегу зацепилась...
- Так, и чего там?
- В карете той девушка сидит, да не та, а вон та, худенькая, с графскою коронкой на голове.
- По мне - так лучше та, что в чепчике.
- Фи, повелитель, она простая служанка.
- Зато в теле! Ну и чего они обе?
- Ты на младшую смотри. Забавность положения в том, что сии молодые люди как раз думают друг о друге и не виделись много лет, и мечтают о встрече... Потеха! И вот уже столкнулись нос к носу - а не замечают, а, быть может, никогда и не увидятся отныне! Ибо, насколько я разобрался в ворохе окрестных мыслей, молодцу сему в дальний путь на днях, а девицу под венец утолкают и деваться ей некуда - обычаи. Людишки забавны, глупы и суетны. Охи-охи - и тот куда более понятлив: вон хвост свечкою поставил, принюхивается, вспоминает...