Правда, и его собственное протрезвление оказалось мнимым. На холоде, на улице Януш чувствовал себя лучше, однако стоило усесться за столик, как в голове опять все заходило ходуном — столик то отдалялся, то начинал кружиться.
— Черного кофе, — приказал он официанту, уже давно стоявшему перед ними в угодливом поклоне.
Когда Януш вновь стал что-то воспринимать, он заметил, что кофейник уже на столике, а перед ним дымится стакан с черным напитком. Кроме того, на столе появилась бутылка французского коньяку. Рядом с Адасем сидела молодая, плоская, худосочная и уродливая женщина в зеленом декольтированном платье, усеянном блестками, которые казались Янушу роем порхающих светлячков. Адась держал ее за руку.
Януш вдруг вспомнил о правилах хорошего тона.
— Представь меня даме, — сказал он Адасю.
— Да вы только что знакомились, — пролепетал Адась.
— Я не помню.
Девушка засмеялась и с любопытством взглянула на Януша. Он заметил, что у нее большие черные и удивительно выразительные глаза. Она даже показалась ему симпатичной.
Адась уже наливал коньяк на донышки больших, пузатых рюмок, но рука у него дрожала, и он налил слишком много.
— С ума сошел! — сказала девушка. — Высосешь такую рюмку — и проку с тебя никакого.
Януш пригубил коньяк, который издавал крепкий и такой великолепный аромат, что даже голова кружилась. Пришлось несколько раз глубоко вдохнуть воздух, чтобы в голове просветлело.
Заиграла музыка, и Януш заметил, что в дансинге появилась публика. Очевидно, он успел вздремнуть, сидя за столиком. Кресла были удобные. Адась пригласил девушку танцевать, и Януш, оставшись один, почувствовал настоящее облегчение. Поудобнее устроившись в кресле, Януш оглядел зал. Он еще не был заполнен. Несколько пар танцевали. Музыканты поначалу играли бодро. На всех были голубые сюртучки.
Но тут какой-то субъект в светло-сером костюме прервал одиночество Януша, без церемоний подсев к его столику. Януш удивленно посмотрел на него, но не сказал ни слова.
Человек этот, молодой блондин, улыбнулся ему.
— Прошу прощения, — сказал он наконец, — я вижу, что вы так одиноки.
У Януша вновь поплыли круги перед глазами, и он беспомощно улыбнулся.
— Человек всегда одинок.
— Вот-вот-вот! — обрадовался незнакомец, и Януш заметил, что тот тоже пьян.
Но через минуту незнакомец успокоился и взглянул на Януша серьезно.
— Вам одиночество вредно.
Януш пожал плечами.
— К сожалению, я тут бессилен.
— Вам не следует искать утешения в рюмке.
Януш вдруг по-пьяному оскорбился.
— Это почему же? — спросил он с вызовом.
— Потому что это не соответствует вашей психике, вашему складу, так же как и общество этой личности. — И он указал подбородком на то место, где сидел Адась.
— Откуда вы это знаете? — без всякого, впрочем, интереса спросил Януш.
— Знаю, потому что догадываюсь. Достаточно взглянуть на вас, чтобы узнать все.
— Так уж сразу и все…
— Да, да. Ну, разумеется, не все. Но о состоянии, в каком вы сейчас находитесь, судить можно. Знаете что, — неожиданно сердечным тоном произнес незнакомец, положив руку на ладонь Януша, — я вам вот что посоветую: ступайте к себе в гостиницу. Ложитесь и усните. Это будет лучше всего.
Януш откинулся в кресле и закрыл глаза. Как ему хотелось сейчас тишины и покоя! И зачем он вообще здесь?
— Ведь так? — продолжал незнакомец. — Вам же будет куда лучше в гостинице.
Януш открыл глаза и увидел перед собой весьма заурядное, но освещенное умными глазами лицо все того же пьяного субъекта.
— Да, — произнес он, — только ведь я и в гостинице буду столь же ужасно одинок.
— Да. Но это лучше. Водка не для вас. Я вам это потому говорю, что сам пьян.
— Спасибо.
— Идемте, — сказал блондин, — я провожу вас до гардероба.
Они вышли. Блондин, который был трезвее Януша, взял у него номерок и получил его пальто. Когда Януш уже оделся, к нему подлетел Адась.
— Ну нет, Януш! Вечно ты веселье портишь, — обрушился он на Мышинского, как будто они уже веселились вместе по меньшей мере на десятке карнавалов. — Почему ты уходишь? Так не делают. И что Каролинка скажет?
— А вот уж это меня меньше всего интересует, — улыбнулся Януш. С той минуты, как он решил возвратиться в гостиницу, он сразу почувствовал себя куда лучше. Появилась уверенность в себе…
Блондин надел на него пальто и спокойно сказал Адасю:
— Ему пора домой.
Сказано это было так внушительно, что Адась сдался, очевидно предположив, что незнакомец имеет какие-то особые основания говорить таким тоном.
— Ну хорошо, тогда и я с тобой, — сдался Пшебия-Ленцкий.
— Вы проводите его в гостиницу?
— Ну, понятное дело, провожу. Только вот что, Януш, надо бы расплатиться…
Януш поморщился.
— У меня уже нет денег.
Благотворитель-блондин замахал руками.
— Я все улажу. Не беспокойтесь. — И, обращаясь к Адасю, добавил: — Ступайте прямо в гостиницу. А где вы, пан Мышинский, остановились?
— В «Саксонской».
— Ну, это недалеко. А может быть, и такси найдете.
Когда они очутились на улице, Адась сокрушенно воскликнул:
— О боже мой, так все чудесно шло! Ну почему ты ушел?
— Не знаю, — честно признался Януш.
— А кто это тебя опекал?
— Не знаю, — повторил Януш.
— Как это не знаешь? — по-пьяному удивился Адась. — Ведь какой-то знакомый.
— Впервые вижу, — признался Януш.
— А казалось, будто самый близкий приятель.
— Бывает по пьяной лавочке, — усмехнулся Януш.
Они вошли в гостиницу.
— Этот господин будет ночевать у меня, — сказал Януш портье. — адась, дай свой паспорт.
Адась удивленно взглянул на Януша.
— Я у тетки собирался ночевать.
— Здесь тебе будет лучше.
Портье проводил их до номера, слегка обеспокоенный тем, что оба очень пьяны. Кровати стояли рядышком, обе уже постеленные. Когда они разделись и легли, Адась погасил свет.
Януш потянулся к постели Адася и обнял его за грудь. Тот вскинулся.
— Ты с ума сошел!
— Да нет. Ничего я тебе не сделаю, — тихо сказал Януш, — просто мне хочется чувствовать рядом человека.
И оставил руку на волосатой груди Адася. Припомнилось, что так когда-то он засыпал рядом с Юзеком и вот так же касался чистого, красивого, здорового его тела. У Адася тело было потное, волосатое, противное, вызывало брезгливость. Но он ощущал под пальцами биение его сердца и погружался в пьяный сон, уже не до такой жути одинокий.
III
В том, что ему нечего делать в Кракове, Януш окончательно убедился, проснувшись наутро с мучительной головной болью в пустом и незнакомом гостиничном номере. Незамедлительно он решил вернуться в Коморов. Адась ушел с утра, не оставив даже записки. Януш пошел в «Орбис» на углу улицы святого Яна, чтобы купить билет на дневной поезд.
Погода по-прежнему была ненастная, осенняя; удушливый туман обволакивал Краков, солнце теперь только угадывалось за туманными клубами, которые желтоватыми и белесыми куполами собирались над башнями.
Напротив Мариацкого собора на линии АБ был небольшой цветочный магазин. Хорошие цветы в Кракове можно купить у баб на базаре, а цветочные (или, как там говорят, «цветовни») здесь неважные. А по осенней поре в витринах и вовсе не было ничего подходящего. Разве что лежал посередине приготовленный для кого-то свадебный букет. Цветов мало, вот владелец магазина и воспользовался тем, что букет заказан только на вторую половину дня, взял и украсил им пустую витрину. Обычный букет белых роз, окутанный тонким газом и перевязанный белой лентой, удлиненный для внушительности двумя восковыми погребальными каллами, лежал, точно покоящийся в белых пеленках младенец, трогательный от своей наивности и претенциозности, от всей скудости провинциального города.