Изо рта парня брызнули гной и кровь. Януш все еще сжимал ему голову ладонями, чувствуя, как она покрылась потом, как сразу ослабел Владек. Перед глазами у Януша поплыли черные круги, он испугался, что упадет в обморок раньше, чем Владек.
— Ну, пусти, пусти, — вдруг взмолился измученный, с окровавленным ртом молодой солдат.
Януш отпустил руки, отошел. Владек вскочил с табуретки и вдруг зашатался.
— Тошнит меня, — сказал он и пошел к выходу.
Солдаты, смеясь, расступились, давая дорогу Собанскому. Януш машинально пошел за ним. Собанский свернул к уборным. Януш подумал, что его рвет. Но тот только выплевывал кровь и гной.
— Ну как ты? — спросил Януш, став рядом.
Но Владек не ответил. Потом вдруг повернулся к Янушу, обхватил его шею и спрятал лицо у него на груди. Януш с удивлением увидел, что Владек плачет, как ребенок. Рыдания сотрясали его тело. Януш обнял его и почувствовал, какой он худенький и тщедушный. Глубокая жалость охватила его.
— Ну тише, тише, — повторял он, гладя шершавую голову товарища. — Какой же из тебя вояка? На фронт собрался, а плачешь…
Владек поднял голову, и тут, в этой смердящей уборной, Януш увидел его большие, хорошие, истинно человеческие глаза.
— Ты никому не скажешь? Никому? — сквозь слезы спрашивал Владек.
Януш усмехнулся.
— Конечно, нет. Скажу, что вырвало тебя.
— А то еще засмеют, — добавил Владек.
Януш вернулся в казармы и улегся на свои нары рядом с Юзеком. Был уже вечер. Юзек лежал на нарах и думал — Януш знал это, — беспрерывно думал об Эльжбете.
— Посмотри, нет ли у тебя вшей, — вдруг проворчал Юзек. — Держал там этого типа за голову…
— Нет, он опрятный парень, — сказал Януш, удивившись.
— Что это тебе взбрело на ум разыгрывать сестру милосердия?
— Хотел ему помочь.
— Много ты помог… Что за варварство! Он ведь получит заражение крови. — Юзек пожал плечами.
— Ничего ему не сделается, — ответил Януш и вспомнил худую спину Владека.
— Еще бы, этакому хаму! — со злостью прошипел Юзек.
Януш промолчал, только повернулся к Юзеку спиной. Солдатам принесли кофе, затем они пошли спать, и Януш больше не говорил с Юзеком. А на другой день перенес свои вещи на свободное место возле Владека. Парень чувствовал себя отлично, зубная боль прекратилась. Но спать на новом месте Янушу не пришлось: под вечер объявили сбор и зачитали приказ о перемещении всей воинской части из Винницы в Гнивань.
Был прекрасный весенний вечер, когда Юзек и Януш уселись на зарядный ящик, чтобы тронуться в путь. К ним подошел Владек и тихо спросил:
— Можно с вами?
Януш поспешно кивнул. Когда пушки уже тронулись, к ним подсел еще один солдат, тоже молодой.
Всем им очень нравилась эта езда. Сидели они спиной к лошадям, которыми правили ездовые. Выехали за Винницу. Над ними открылось прозрачное высокое небо, усеянное звездами. Медленно опускался вечер. Они ехали не спеша, то и дело надолго останавливаясь. Владек всю дорогу пел негромким, приятным голосом сначала военные песни, потом обрядовые и свадебные деревенские песни свах и дружек. Одна была особенно тоскливая и волнующая — о прощании невесты с родительским домом. Глубокая грусть звучала в этой песне.
Слушая эту песню, Януш вспомнил вечер перед отъездом Эльжуни, итальянские песни Вольфа, которые она пела, видно, на прощание, и вдруг его поразила мысль, какая большая полоса жизни отделяет его от того вечера. То, что ушло, было совсем иным и таким теперь далеким. Он подтянул вслед за Владеком печальный мотив, потом нагнулся к уху Юзека:
— Помнишь?
Юзек поднял голову, взглянул на звезды и ничего не сказал. Ящик то грохотал по ухабам, то, покачиваясь, проваливался в мягкий грунт дороги, ездовые кричали на лошадей, от орудий время от времени раздавался окрик: «Стой, дьявол, куда едешь?» А затем вдоль всего обоза неслось: «Стоять! Стоять!» Владек пел теперь песню сватов.
Но Януш знал, что Юзек помнит.
XIV
В Гнивани все пошло совсем по-другому. Солдат разместили в помещении сахарного завода, на квартирах служащих, в крестьянских избах. Если в Виннице хоть немного еще соблюдалась дисциплина, то здесь она полностью отсутствовала. Наступили теплые, солнечные, совсем летние дни, хотя деревья еще стояли голые. Жизнь была почти дачная. Януш, Юзек, Владек и тот солдат, что подсел к ним тогда на ящик, поселились в белой хате на краю городишка. Солдата звали Стасек Чиж, был он из Киева, хотя родом из Королевства Польского {31} . Сразу за хатой начинались луга, чуть подальше блестела серебряная лента Буга. Они ходили туда мыться, а Стась даже плавал, хотя река здесь была неглубокой.
Хуже обстояло дело с питанием. Как-то Януш и Юзек попытались пробраться в офицерскую столовую, устроенную в доме кассира. В Гнивани сосредоточилось довольно много воинских частей, и офицеров было порядочно. Януш и Юзек недурно пообедали, не обращая внимания на косые взгляды. Впрочем, никто не сделал им замечания. Когда они уже выходили, к ним подошел высокий военный в мундире ротмистра конной артиллерии. Это был Спыхала.
Не входя ни в какие объяснения, он сразу начал:
— Вот что, друзья, все очень хорошо, но питаться в офицерской столовой вам не положено, вы простые солдаты.
Юзек только пожал плечами. Януш стал было оправдываться.
— Подождите меня у ворот, — сказал Спыхала, — я сейчас к вам выйду, провожу вас, посмотрю, как вы живете.
Они вышли и стали на солнцепеке у калитки. Юзек носком ботинка водил по песку, поднимая облачко пыли.
— Что он здесь делает? — спросил Януш.
— Черт его знает, — лениво отозвался Юзек. — И откуда у него эти три звездочки?
— Я всегда говорил тебе…
Наконец появился Спыхала. Пошли все вместе. Спыхала знал, что они в Виннице, ждал их, но все никак не мог выбрать времени разыскать.
— Знаешь, — обратился он к Янушу, — твоя сестра уехала в Варшаву.
— Уже? — равнодушно спросил Януш.
— Да, с Алеком и Бесядовской. Пани Шиллер тяжело больна, и Эдгару не пришлось ехать в Вену, как он хотел.
— А Валерек? — спросил Януш.
— А Валерек там, у тех… в Одессе… — хмуро сказал Спыхала.
В эту минуту, когда они были уже почти у своей хаты, их обогнал верховой в запыленном солдатском мундире. По его лицу, покрытому слоем грязи, черному от пыли, струйками стекал пот. Лошадь была в пене. В нескольких шагах за ним ехал верхом другой солдат. В первом всаднике Януш узнал своего соседа по Маньковке, молодого Конрада Кицкого, и весело махнул ему рукой. Но Кицкий не улыбнулся в ответ, только сделал жест рукой, будто от мухи отмахнулся, и понесся галопом дальше, по направлению к штабу, разместившемуся в квартире директора сахарного завода.
Спыхала остановился и посмотрел вслед удалявшимся кавалеристам.
— Ого, — сказал он, подняв бровь, — что-то случилось.
Теперь Юзек обратился к нему прямо:
— Послушай, Казек, мы здесь уже две недели, но ничего не понимаем. Объясни ты нам.
Спыхала все еще стоял на тропинке.
— Кажется, на это уже нет времени. Поговорим после, — сказал он и тоже направился к штабу.
Вскоре в хату ввалился Владек с криком:
— Сбор! Сбор!
На сборе было объявлено, что отряды украинских националистов под Немировом схватили нескольких улан из только что сформированного польского полка, вырезали у них на теле погоны и лампасы и, привязав их колючей проволокой к деревьям, жестоко замучили. Уланы, которых в Немирове была только горстка, двинулись в Гнивань на соединение с формирующимся корпусом, но они уже не чувствовали себя в безопасности. Надо было немедленно выйти им навстречу. Полковник, командир соединения, отдал приказ выступить в поход.