Нелька посмотрела на меня долгим взглядом и направилась к бане. Я некоторое время оторопело смотрела ей вслед, а потом крикнула:
— Эй ты, героиня! Если что случится, то меня совесть потом замучит!
Она обернулась:
— Так пошли геройствовать вместе!..
Мы успели пару раз погреться до пота и отдохнуть в предбаннике. Потом попарились с вениками, окатили друг друга холодной водой. И только-только вошли в третий раз, как это и случилось…
Со стены с грохотом сорвался ковшик, с помощью которого мы поддавали пар. Посудина медная, а ручка деревянная, чтобы не обжечься, когда воду набираешь. Нелька наклонилась, чтобы поднять его… И тут он как подскочит, как стукнет ее по лбу! Звонко так, будто молотком по подвешенному к перекладине рельсу…
Подруга свалилась без единого звука. Я с криком бросилась к ней, подняла ее тяжелую голову, побрызгала в лицо колодезной водой из ведра. Но Нелька приходить в себя не спешила. Тогда я кинулась к двери, чтобы открыть настежь и запустить прохладный воздух. Но дверь не поддалась, будто насмерть прилипла к косяку. Я на секунду задумалась: а что, если нужно дергать, а не толкать? Попробовала и то, и другое, но дверь не открылась.
Вдруг зашипели камни в титане. Глаза затуманились, словно кто-то поддал пару. И из жаркого облака вдруг кто-то как шагнет ко мне!.. Я закричала, да так, что у самой барабанные перепонки чуть не лопнули!
За дверью что-то грохнуло. Она открылась, и я, с трудом повернув голову, увидела валяющийся чурбак — тот самый, которым Нелька некоторое время назад подпирала дверь сарая. «Значит, дверь открывается наружу!» — почему-то подумалось мне, а уж потом я увидела такое, отчего волосы снова зашевелились на голове.
В баню шагнул невысокий — метра полтора — мужичок, без одежды, волосатый до такой степени, что и тела-то не было видно. Лицо его было то самое, виденное в окне, — плоское, «шерстяное», с одним передним зубом во рту. Он грозно посмотрел вокруг и скомандовал неизвестно кому.
— Сыч, а Сыч? А ну прекрати баловать!
Никто не отозвался. Облако пара выпорхнуло за дверь. «Гость» развернулся и — был таков!
Я бросилась к Нельке, подхватила ее и волоком потащила к выходу. Она что-то промычала, приходя в себя. Уже в предбаннике она полностью оправилась:
— Что это было?
— А кто его знает!
Я покосилась на дверь, но та, словно услышав мои мысли, быстро захлопнулась.
— Ну, что, продолжим или хватит экспериментировать? — обернулась я к Нельке.
Она несчастно кивнула:
— Домой!
Я помогла ей подняться, и мы поплелись в дом.
Там нас встретил Митя: одетый, спокойный и совсем не красный.
— По рюмочке? — он показал этикетку. В руках его была водка.
— Не повредит! — согласилась я.
Нелька только покачала головой, не в силах что-либо сказать.
— Что случилось? — он покосился на нее, а потом уставился на меня. — Неужели и с вами?..
— Да не Домовой это! — сказала я. — Сыч какой-то…
Нелька поерзала на стуле и смущенно пояснила:
— Это Банник! Вот уж и не думала, что он еще живет здесь!
Митя недовольно поморщился:
— Развели нечисть всякую!
— Домовой — не нечисть! Он дом охраняет и хозяев бережет.
— От кого? — усмехнулся Митя, зло тыкая ложкой в салат. — От гостей?
— И от гостей тоже. Если они недобрые.
— Ну, знаешь!.. — обиделся Митя и встал со стула. — Вы как хотите, а я сматываю удочки!
Я быстро сообразила, что приехали мы сюда на его машине. Значит, если Митя сейчас нас «покинет», то добираться завтра придется сначала пешком по полю, чтобы сократить дорогу (а это минимум километров пять-шесть!), а потом еще час на автобусе.
— Митенька-а! Ну, не дуйся, пожалуйста-а! — запела Нелька, дергая его за полу куртки. — Нам ведь тоже досталось!.. А Хваня заступился…
— Точно! — подтвердила я.
Митя нерешительно потоптался и сел:
— А ну вас!..
Мы молча налили водки в рюмки, выпили, захрустели солеными огурцами.
Тишина в доме стояла нереальная: нигде половица не скрипнет, мышь не зашуршит, ветер в трубе не завоет. Мне стало жутко. Вспомнилось происшествие в бане.
— А ну, давайте-ка споем! — скомандовала я, чтобы хоть как-то разрядить обстановку.
И мы нестройно запели: «Что стоишь, качаясь, тонкая рябина?..»
Спели только два куплета, потому что больше не знали. Да и ветер в печной трубе стал подвывать, наверное, к перемене погоды. Где уж тут романсы выводить!