Мы боязливо подошли к открытой двери хлева.
— Посвети! — Митя отвинтил пробку бутылки.
Я включила фонарик, он почему-то осветил все ярко-оранжевым светом.
— Цвет поменялся! — растерянно пробормотала я, зябко ежась.
— Хорошо еще, что только цвет, а не сам факт движения электронов по проводнику! — он налил водки в граненый стакан и накрыл его хлебом с салом. — Тогда бы света вообще не было!
Сделав все, как надо, то есть налив граненый стакан до верху водкой и накрыв его краюшкой подсоленного хлеба, мы поставили все это за порог хлева. Потом — направились к срубу бани. Он густо темнел на фоне серебристо-светящихся стволов молодых березок, вытянувшихся рядом со старыми черными яблонями. По дороге я несколько раз боязливо оглянулась. Словно ждала, что тот, кто сидел в хлеву, заорет, выскочит и запустит нам вслед пустым стаканом. Но никто не орал, не выскакивал, не кидался… А что, собственно говоря, я ожидала? Что воочию увижу второго такого мохнатика, как Хваня? Или кого-то более уродливого и страшного, чем Сыч?
Перед дверью Митя нерешительно остановился.
— Боишься? — спросила я.
— Вот еще!
Он открыл дверь, я посветила внутрь. Никого. Когда Митя наливал водку в стакан, у него так дрожали руки, что половина «огненной жидкости» разлилась.
— Эй! — возмутился кто-то из темного угла. — Вы что, баню водкой решили вымыть?
Митя так вздрогнул, что выронил стакан. И он полетел в тот самый угол, из которого шел глухой голос. В тот же момент оттуда метнулось что-то темное. Стакан почти у пола остановился, поднялся выше, водка из него исчезла.
— Благодарствуйте! — ухнуло вдруг над моим ухом. — Неплохо было бы закусить после такой выпивки.
Я держала в руках краюху хлеба, и тут же почувствовала, как она стала вырываться у меня из рук. Я невольно выпустила кусок. Он не упал, а поплыл вверх и стал быстро, на глазах исчезать.
Я невольно попятилась, спрашивая:
— Что ж ты, Сыч, не покажешься? Али застеснялся?
Послышалось громкое сопение, после чего Банник проговорил невнятно:
— Ты, это, прости меня! Забылся я малость!.. А за хлеб-соль — спасибо!
Тут я обнаружила, что Мити уже нет за моей спиной. Опрометью выскочив из бани, я наткнулась на него, посмотрела в лицо и не узнала. Он стоял белый, словно мел, и шевелил губами, не в силах сказать. Лишь показывая пальцем куда-то за ограду. Оттуда лезло что-то огромное, ноздреватое, источающее тьму и ужас…
Точно парализованная, я не могла сдвинуться с места, глядя на надвигающуюся на нас массу.
В последний момент во мне проснулось чувство самосохранения. Я с трудом оторвала ноги от земли и, точно во сне, медленно побежала. Но масса двигалась быстрее. Она уже накрыла Митю и настигла меня, ловя за пятки липкой ледяной присоской…
Вдруг все разом пропало. Точно и вправду приснилось. А в хлев метнулся кто-то, отдаленно напоминающий большую лохматую собаку.
Митя с трудом поднялся и принялся вяло отряхиваться.
Уже не таясь, я пошла прямо в темноту сарая.
— Спасибо!
— Не за что! — пролаял кто-то ответ.
— Кто ты?
Некоторое время мой невидимый собеседник молчал, потом я услышала:
— Дворовый я.
— А имя-то есть?
— Хврося Ехвимом меня кликала…
— Ну и мы так же будем. Еще раз спасибо, Ефимушка.
— Не за что! — повторил он. — Это моя служба — двор от всякой нечисти охранять.
На следующее утро Нелька не могла нас добудиться:
— Вставайте, сони! Солнце на дворе! Погода великолепная! Жизнь прекрасна и удивительна!
Но я только перевернулась на другой бок, сладко смежив веки и беззлобно подумав: «Если она еще раз толкнет меня, я ее задушу!»
Тут же появилась и другая мысль: «Как хорошо, что она не знает о том, что произошло этой ночью! Может быть веселой и радостной… Ну и пусть! Пусть радуется, потому что должно быть хоть что-то хорошее на этом свете, и даже в нашем ненормальном мире, изменяющемся день ото дня все быстрее и быстрее!..»
А в это время во дворе стояла недоумевающая Нелька и с сомнением и недоверием смотрела на новый забор из свежевыструганных досок, который высокой стеной опоясывал ее дом и двор с огородом…
В этот день пробуждение мое было страшным…
Накануне вечером я наслаждалась интеллигентным обществом на дне рождении моего любимого начальника — Паравайдина Алексея Александровича. За столом произносилось много тостов, соответственно, было выпито (мною) столько же бокалов шампанского. Коварное вино! Кто пил, согласится со мной… Так вот, легла спать я с больной головой, а под утро увидела страшный сон. Будто я — Леонардо Ди Каприо (в молодости). И уже не на «Титанике», а в океане. Мне холодно. Страшно. Я тону…