Впереди раздался треск и грохот. Это столкнулись две запряжки. Кит свернул с дороги и погнал собак прямо через непримятый снег. Это было нечеловечески трудно, псы увязали в снегу по уши, но зато ему удалось оставить позади две пары столкнувшихся саней и выехать на укатанную дорогу.
Для перегона после Шестидесятой мили Кит оставил самых плохих собак, и хотя дорога была равная, он сократил этот перегон до пятнадцати миль. Последние две упряжки примчат его в Даусон, к конторе инспектора, и для этих двух перегонов Кит выбрал лучших своих псов. Сам Ситка Чарли поджидал Кита со своими восемью малемутами, которые должны были перебросить его на двадцать миль вперед. А для финиша — пробег в пятнадцать миль — он назначил свою собственную упряжку, ту самую, на которой он добрался до Озера Неожиданностей.
На этом перегоне ему не удалось обогнать ни одной из трех упряжек, что шли впереди. Но и те гонщики, сани которых сбились а кучу у Шестидесятой мили, не догнали его. Собаки весело и дружно мчались вперед, подчиняясь малейшему окрику, и управлять ими было легко. Кит лежал ничком, крепко держась за передок. То полный мрак окружал его, то вспыхивал свет костров, мелькали закутанные в меха люди, держа наготове запряженных собак. Он покрывал милю за милей, прислушиваясь к однообразному визгу саней. Сани то кренились набок, то подскакивали в воздух, налетая на ледяные бугры, но Кит почти автоматически удерживался в санях.
По временам он забывался, и неизвестно почему три лица возникали тогда одно за другим в его сознании: лицо Джой Гастелл, смеющееся и отважное, лицо Малыша, осунувшееся и постаревшее во время гонки по Моно-Крику, и лицо Джона Беллью, суровое в резких морщинах, как бы выкованное из стали и непреклонное в своей суровости.
Ему хотелось петь и кричать, когда он вспоминал редакцию «Волны», цикл рассказов, который ему так и не удалось окончить, и всю прежнюю мишуру своей пустой и бессмысленной жизни.
Уже забрезжил рассвет, когда он сменил своих утомленных собак на восьмерку свежих малемутов Ситки Чарли. Эти легконогие псы могли бежать быстрее тяжеловесных гудсоновцев и были неутомимы и выносливы, как настоящие волки. Ситка Чарли назвал всех конкурентов Кита, шедших впереди. Первым несся Большой Олаф, вторым Аризона Билл и третьим — фон-Шредер. Это были лучшие гонщики во всей стране. Еще до отъезда Кита весь Даусон держал на них пари, называя их именно в этом порядке. Ни один человек не поставил на Кита: он, несмотря на свои подвиги, все еще считался новичком, которому предстоит учиться и учиться.
Когда совсем рассвело! Кит заметил перед собой сани и через полчаса нагнал их. Когда ездок оглянулся, он поздоровался с ним. Это был Аризона Билл. Очевидно, фон-Шредер опередил его. Дорога была так узка, что в продолжение получаса Кит не мог обогнать его и ехал за ним следом.
Но вскоре, обогнув огромную ледяную глыбу, они выехали на широкую гладкую дорогу. Кит вскочил на колени, взмахнул бичом, закричал на собак и полетел рядом — с Аризоной Биллем. Тут только он заметил, что правая рука соперника безжизненно повисла и что тот вынужден править левой рукой. Как это ни было неудобно — Билл не мог держаться левой рукой, — ему все же приходилось бросать бич и хвататься за передок саней, чтобы не вылететь из них. Кит вспомнил драку на Моно-Крике и все понял. Прав был Малыш, советуя ему избегать потасовок.
— Что случилось? — спросил он, обгоняя Билла.
— Не знаю. Должно быть, мне вывихнули плечо в драке.
Он отставал мало-помалу и, в конце концов, отстал на целые полмили. Перед Китом, почти рядом, шли Большой Олаф и фон-Шредер. Кит яростно гнал собак и, наконец, поравнялся с фон-Шредером. Три пары саней неслись рядом к полосе ровного льда, где их ждали люди и свежие собаки. До Даусона оставалось всего пятнадцать миль.
Фон-Шредер, который разбил весь путь на десятимильные перегоны, должен был сменить собак через пять миль. Большой Олаф и Кит на ходу сменили свои запряжки и живо догнали ушедшего было вперед барона. Впереди мчался Большой Олаф, за ним Кит.