— Согласен ли я? И вы еще спрашиваете! Я уже себя чувствую миллионером и боюсь перелезать через этот ледник. Было бы неприятно теперь сломать себе шею. Жаль, что у меня не хватило шипов. Я вбил последние в башмак перед вашим приходом. А как ваши башмаки? Дайте я погляжу.
Кит поднял ногу.
— Стерты, как пол на скэтинг-ринге! — воскликнул Карсон. — Немало вам пришлось пошататься. Подождите, я выдерну для вас несколько шипов из своих башмаков.
Но Кит отказался.
— У меня на льду, — сказал он, — спрятана сорокафутовая веревка, Мы уже раз с товарищем пользовались ею Это совсем нетрудно.
Подыматься было тяжело и жарко. Солнце ослепительно сверкало на поверхности льда, и они обливались потом. Трещины и провалы поминутно пересекали их путь. Иногда за целый час им удавалось пройти не больше ста ярдов. К двум пополудни они добрались до лужи во льду, и Кит предложил остановиться.
— Попробуем сушеного мяса, — сказал он. — Я плохо питался последнее время, и у меня дрожат колени. Но самая трудная часть пути — за нами. Через триста ярдов — скалы, и там итти куда легче. Там, через одну расселину, перекинут снеговой мост. Он едва держится, но мы с Малышам переходим через него.
За едой они познакомились ближе, и Энди Карсон рассказал историю своей жизни.
— Я знал, что найду Озеро Неожиданностей, — с полным ртом говорил он. — Мне без него не обойтись. Подумайте, я упустил Великий Скукум и Монте-Кристо, и мне оставалось либо найти Озеро Неожиданностей, либо повеситься. И вот я здесь. Моя жена знала, что я дойду. Я и сам упорен до чорта, но перед ней — пасую. Она — молодая, завоевательница по натуре, никогда не скулит, отважна и тверда, — как раз такая женщина, какая нужна мне. Вот поглядите.
Он открыл свои часы, и Кит увидел на внутренней стороне крышки фотографию белокурой женщины между двумя смеющимися детскими личиками.
— Мальчики? — спросил он.
— Мальчик и девочка, — гордо ответил Карсон. — Мальчик старше на полтора года. У нас могло бы быть уже больше детей, но нам пришлось подождать, — со вздохом прибавил он. — Это оттого, что жена моя была больна. Легкие. Но ей не хотелось сдаваться. Когда мы поженились, я был клерком, железнодорожным клерком в Чикаго. Вся ее родня — чахоточные, В те дни доктора понимали немного. Они во всем винили наследственность. Чахоткой была больна вся ее семья. Все члены этой семьи, сами того не зная, заражали друг друга. Они с этим мирились — судьба. Мы первые два года прожили с ними вместе. Я не боялся. В моем роду никого не было чахоточных. И вдруг я заболел. Это навело меня на размышления. Значит, чахотка заразительна. Я заболел, потому что дышал одними с ними воздухом.
…Вот и стали мы с ней советоваться. Я прогнал домашнего врача и пошел к специалисту. Он сказал мне то, что я уже и сам знал, и посоветовал уехать в Аризону. Мы собрались и отправились — без копейки. Я нанялся пасти овец, а ее оставил в этом городе чахоточных. Он полон легочными больными.
…Постоянное пребывание на свежем воздухе вылечило меня. Я иногда по нескольку месяцев не возвращался домой. И всякий раз, когда я возвращался, ей было хуже. Ho мы уже кое-чему научились. Я взял ее из этого города, и она пошла пасти овец вместе со мной. Четыре года, зимой и летом, в мороз и жару, в дождь и в снег, мы ни разу не спали под крышей. Вот вы бы на нас тогда посмотрели — худые, коричневые, как индейцы, крепкие, как дубленая кожа. Мы уже думали, что вылечились, и отправились в Сан-Франциско. Но, оказалось, поторопились. Через два месяца мы оба снова харкали кровью. Тогда мы вернулись к аризонским овцам. Еще на два года. Это нас укрепило. Полное излечение. А все ее родные за это время перемерли. Не хотели и слушать нас.
…Тогда мы стали избегать городов. Шатались по всему тихоокеанскому побережью и особенно полюбили Южный Орегон. Мы поселились в долине реки Рог — занялись яблоками. Эта местность имеет огромную будущность, только об этом никто не знает. Я приобрел землю, — на время, конечно, — по сорок за акр. Через десять лет она будет стоить пятьсот.
…Времени даром терять не приходилась. Нужны деньги, чтобы начать — построить дом и амбар, купить лошадей, плуги, а у нас ни копейки. Она два года учительствовала в школе. Потом родился мальчик. Вы бы посмотрели, каких мы насадили деревьев — целых сто акров, они уже все подросли. Все бы это было не плохо, если бы не закладная, которая растет и растет. Вот почему я здесь. Жена осталась дома из-за детей и сада. Она там кое-как сводит концы с концами, а я здесь первоклассный миллионер — в проекте.