— Закрой рот, — внезапно вскрикнула Лабискви. — Молчи. Я знаю, что это такое. Закрой рот рукавом.
Мак-Кэн упал первым и с трудом поднялся на ноги. И все они падали много раз, прежде чем Собрались до вершины Мускулы перестали их слушаться, Их тела оцепенели, Руки и ноги налились свинцом. Взобравшись на вершину, они оглянулись и увидели, что карабкающиеся за ними индейцы тоже падают на каждом шагу.
— Им никогда сюда не добраться, — сказала Лабискви. — Это белая смерть. Я никогда ее не видела, но знаю о ней по рассказам стариков. Скоро нас окутает туманом, совсем непохожим на обыкновенные туманы. Немногие из видевши его остались в живых.
Мак-Кэн начал задыхаться.
— Закройте рот, — приказал Мак-Кэну Кит.
Свет замелькал, запрыгал, и Кит снова взглянул на бесчисленные солнца. Они тускнели, их застилало туманом. Воздух наполнился движущимися искрами. Таинственный туман, затянувши ближние вершины, поглотил индейцев, все еще пытавшихся ползти вверх. Мак-Кэн сел на корточки и закрыл лицо руками.
— Вставайте, — крикнул Кит.
— Не могу, — простонал Мак-Кэн.
Его скорченное тело раскачивалось из стороны в сторону. Кит, нечеловеческим усилием воли преодолев летаргию, подошел к ирландцу. Голова у Кита была ясна. Сковано было только тело.
— Оставь его, — пробормотала Лабискви.
Но Кит поднял ирландца на ноги и толкнул вниз по скату. Мак-Кэн, тормозя и правя палкой нырнул в облако алмазной пыли и исчез.
Кит взглянул на Лабискви. Она улыбалась, хотя ей приходилось напрятать все силы, чтобы не поскользнуться. Кит кивнул ей, чтоб она начинала спуск. Она подошла к нему, и они вместе понеслись вниз сквозь холодное, колючее пламя.
Он старался тормозить, но тело его было тяжелее тела девушки, он опередил ее и стремительно полетел под откос. Наконец, ему удалось остановиться. Он подождал Лабискви, и они вместе двинулись дальше, мало-помалу замедляя шаги. Летаргия становилась все сильнее. Даже самое невероятное напряжение воли не могло их заставить итти быстрее. Они прошли мимо Мак-Кэна, снова сидевшего на корточках. Кит палкой заставил его встать.
— Надо остановиться, — измученным голосом прошептала Лабискви. — Иначе мы умрем. Нужно закрыться чем-нибудь — так говорили старики.
Чтобы не тратить времени на развязывание узлов, она перерезала ремни своего мешка. Кит сделал то же самое. И, в последний раз взглянув на светящийся смертоносный туман и на ложные солнца, они покрылись спальными мешками и крепко прижались друг к другу. Затем что-то толкнуло их и упало. Они услышали слабый стон и ругательства, прерванные страшным приступом кашля, и поняли, что рядом с ними лежит Мак-Кэн и закрывается полами своей шубы.
Они сами начали задыхаться. Сухой, судорожный беспрерывный кашель мучил их. Они почувствовали лихорадочный жар, который возрастал с каждым мгновением. С часу на час приступы кашля становились все чаще и сильнее, и к вечеру наступил кризис. Затем началось медленное улучшение.
Один только Мак-Кэн продолжал кашлять все сильней и сильней. По его стонам и воплям они поняли, что он бредит. Кит попробовал откинуть свой мешок, но Лабискви остановила его.
— Не надо, — попросила она. — Ты умрешь, если откроешься. Прижмись лицом к моей шубе, Дыши осторожней и не разговаривай.
Они дремали в темноте, беспрестанно будя Друг друга медленно ослабевающим кашлем. По предположению Кита, было уже за полночь, когда Мак-Кэн кашлянул в последний раз.
Кит проснулся от прикосновения ее губ к своим губам. Он лежал в объятиях Лабискви, голова его покоилась у нее на груди. Ее голос был радостен и звучен как всегда.
— Уже день, — сказала она, приподымая край спального мешка. — Посмотри, любимый. Уже день. И мы живы. И больше не кашляем. Надю вставать, а я могла бы лежать здесь с тобой без конца. Последний час был особенно сладок. Я не спала, я любила тебя.
— Я не слышу Мак-Кэна, — сказал Кит. — Почему индейцы не забрали нас?
Он откинул мешок и увидел на небе одинокоея как всегда, солнце. Дул мягкий ведерок, предвещавший начало теплых дней. Все приняло кругом обычный вид. Мак-Кэн лежал на спине. Его немытое, прокопченное лагерным дымом лицо замерзло и стало твердым, как мрамор. Но это не произвело ни малейшего впечатления на Лабискви.
— Смотри! — закричала она. — Зимородок! Это хорошая примета.
Индейцев нигде не было видно.
Пищи было так мало, что они не смели есть даже десятой доли того, что им было нужно, сотой того, что им хотелось. День за днем брели они, как во сне, по пустынным горам, усталые и измученные голодом. По временам, приходя в себя, Кит с ненавистью смотрел на бесконечные снежные вершины. Они разучились думать и двигались, как автоматы. Снова и снова они пытались итти на запад и снова и снова снежные вершины, как бы насмехаясь над ними, отбрасывали; их то на восток, то на юг.