Моя последняя госпитализация. Больше не хочу. Зачем скрывать шрамы, если без них забываешь о сделанных ошибках?
Не доверяй, Макс, никому. Не доверяй. Сколько раз буду твердить это? Сколько не прислушаюсь?
Нижний Новгород теперь мне не дом. И Юра мне не друг. И Катя 3.5. И Андрей. И все-все-все. И уж тем более Влад.
Фигура Лиса приближалась ко мне ближе и ближе. Оказавшись рядом, вспотевший в спортивной одежде парень хлопнул меня по плечу.
— Юра… Где?
Я выдыхал дым. Не отвечал.
— Депрессуешь?
С врагами не разговариваю.
— Октябрь только через неделю, дожди и хмурая погода еще впереди… Ты типа опережаешь время?
А может, зря я так? И не враг он мне. Может и друг. Все мне друзья. Все-все-все. А это…
Это пройдет.
Выдох.
— Я двух друзей потерял.
Влад пару мгновений молчал с чуть приоткрытым ртом и широко раскрытыми глазами. Затем прижался ко мне в попытке обнять.
— Соболезную.
— Да отпусти ты.
Я оттолкнул его, затянулся еще и закашлял.
— Не умерли они. А предали.
Наверное, была пауза, прежде чем он спросил, но паузы я не заметил.
— Давно?
Я добросил окурок в урну, еще сильнее прижался к стене.
— Неделя.
Владислав с огромной долей облегчения выдохнул.
— Чувак, это не срок. Все пройдет, отступит боль…
— Только не втирай мне, что время лечит такие раны.
— Даже не думал! Время не лечит, но со временем болезненные переживания сглаживаются. Ты главное от реальности не уходи никуда, чувак.
Я поднял голову. Если уходить от реальности, то только в небеса. В небеса.
Аня сидит со мной на диване, наши взгляды направлены на парня в кресле, ласкающего акустическую гитару. Он сказал, что написал новую песню. Нам не составило труда заставить Влада исполнить ее. Он немного смущается, но начинает:
— И вот ты смотришь на меня,
Улыбаясь с фотографии.
Твоя улыбка как луна —
Спутник вплоть до эпитафии.
Я поймал себя на мысли, что сейчас улыбаюсь.
Слушаю Влада.
А думаю о словах Татьяны Ворониной. Я должен сделать что-то хорошее в жизни.
— Что со мной? Я не знаю.
Просто потерялся в словах.
Я почти не моргаю
И все вижу улыбку на твоих губах.
Хм. Песня очень даже ничего.
И Аня улыбается. Ну вот, посмотрев на нее, мне хочется смеяться. Ее смешное лицо, смешно поднятые уголки губ, глаз.
Влад глядит на меня.
— Бесконечно улыбайся,
Бесконечно улыбайся,
Бесконечно улыбайся
Как ты улыбался всегда.
Его смущение куда-то пропало. Наверное, затерялось эхом в корпусе гитары.
А ведь я уже что-то сделал хорошее. Я записал четыре альбома и отыграл множество концертов по всей стране. Стоит ли переживать о смысле жизни теперь, когда знаю, что прожил не бессмысленно?
Эта песня обо мне. Не иначе.
— Ты вновь цепляешь взгляд
Всех тех, кто был с тобой.
С фото глаза так горят,
Словно отблеск солнца луной.
Только вот я не любитель фотографироваться. И уж точно не мастер улыбаться на фото.
Так может прислушаться к совету Эндрю? Позволить себе оторваться? Слетать в жаркие страны, начать жить так, словно последний день живешь?
— Что делаю? Я не знаю.
Тебя просто не желаю терять.
Я почти умоляю
И все кричу, что буду ждать.
Пальцы Влада бегают по струнам, а мои — чешут рубцы на ноге сквозь джинсы.
За шесть лет после пожара я вернул себе прежний вид и функциональность. Кроме рубцов, который год я собираюсь удалить их, но они мне никогда и не мешали.
Нет, я не могу взять и бездумно тратить время. Мною уже потрачено сполна.
— Бесконечно улыбайся,
Бесконечно улыбайся,
Бесконечно улыбайся,
Как ты… улыбался всегда.
Его сильные руки бережно ставят гитару на пол, ладони прячутся в карманах брюк.
— Вот. Как вам?
Аня переглядывается со мной. Говорит:
— Очень здорово. Только в конце немного не понятно, чего лирический герой собирается ждать… Но мы можем предоставить досмысливать песню слушателям.
Я киваю.
Песня мне понравилась. Даже очень. И, кажется, теперь знаю, чем займу себя и группу в следующие месяцы.
Поднимаю задницу с дивана, говорю:
— Ребята, раз у нас перерыв в концертах, может запишем новый альбом?
Я хочу чувствовать, что еще живу.
Что живу, а не доживаю.
Глава 5. Изгои
Восьмой полдень ноября в моем календаре числится как День Спускового Крючка. Это значит, что сегодня мне позволено выпустить пар, то, что копилось во мне долгое время.
Мы далеко от центра города, где-то в Автозаводском районе. Я и Влад. Среди нескольких многоэтажек вдвоем ищем давно позабытый нами бойцовский клуб. Погода покрывает Нижний Новгород бесконечными хлопьями снега. Людей почти нет. Где-то тявкают собаки. Кажется, потерялись. Не собаки, а мы.
Идею о записи нового альбома все, кроме Влада, восприняли отрицательно.
Влад предлагает:
— Может, на лай пойдем?
Ну а что еще остается? Идем.
Они не понимают, насколько важна для меня музыка. Я жажду записать последний альбом, вложить в него душу.
В третий раз лезу в карман куртки, проверяю, на месте ли обезболивающие.
Влад спрашивает:
— Уверен, что хочешь этого?
— Ты уже дважды спросил. Да.
Лай псов становится громче и заливистей. Проходим вдоль многоэтажки и позади нее видим то, что искали. Небольшой одноэтажный дом из красного кирпича. Без вывесок, без всего, что говорило бы о назначении заведения.
Влад выдыхает:
— Давно мы тут не были.
Он, как и я, ностальгирует.
Говорю:
— Семнадцатого февраля прошлого года.
Тот вечер еще жив в нашей памяти.
— Который на татарина похож? Да, был тут такой сегодня. Он с другим парнем о встрече договаривался. Они оба ушли, и больше их не видел.
Хозяин бойцовского клуба развел руками.
— Я не могу заставлять бойцов драться именно здесь. Они имеют полное право спарринговаться где угодно. Так что прошу прощения, это все, что знаю.
Макс Остин быстро пошел к выходу, Влад Лис поспешил за ним.
Мы потеряли Юру, поэтому я здесь, в Нижнем, а не в Казани. Девятого февраля произошла автоавария, погибли бывшая девушка Юрия, Вероника, и ее подруга. Бывшая еще не значит нелюбимая. Из-за нее он и сорвался с гастролей.
После похорон он выходил на связь, но потом…
Решение отпустить Юру одного стало большой ошибкой.
Последние два дня его телефон был отключен. Участники Bish-B забеспокоились только вчера. И меня отправили на поиски. Пока я ехал в поезде, Влад оббежал все места, в которых мог быть наш друг. Побывал у Михаила Леонидовича, неофициального приемного отца. В универе. Обзвонил всех мыслимых и немыслимых друзей и знакомых. Даже заглянул на квартиру его родного отца. Никто Ханса не видел, а еще, как выразился его биологический папаня, «не слышал, не нюхал».