— А как же папа?
— Папа не знает — и ему хорошо.
Она достала из холодильника двухлитровую банку меда, поставила на стол.
— Угощайся.
Я тут же сделал вид, что ничего не знаю о похождениях, схватил банку и попытался открыть. Крышка не поддавалась. Пальцы заскользили. Выскользнув из рук, банка направилась вниз, где деревянный пол давно ее поджидал. На звук разбившейся банки мать отреагировала весьма быстро. С ее уст слетели гневные слова, обильно приправленные матом.
— Сукин сын, что ты наделал?! Это же была последняя банка меда!
В ярости она влепила мне пощечину. Щека загорелась. Я всегда боялся гнева матери.
— Что моргалами хлопаешь?! Хотел меда? Вставай на четвереньки и слизывай!
Слезы брызнули из моих глаз.
— Что, оглох? Кому сказала?! Живо!
Ее кулак с силой ударился о стол. Выбора нет.
Я сполз на пол. Перед моим лицом разлитый мед, смешанный с осколками стекла. Как не пораниться, выполняя приказ? Я не знал. И поэтому просто начал слизывать мед с пола. Сквозь слезы. Вместе со стеклами.
На экране смартфона 14:36. Я купил лекарства и теперь направляюсь домой, ступая тяжелыми ботинками по лужам. Дождь с сильным ветром еще не прекратился.
Первый день ноября. Моя последняя осень.
Я не знаю, почему начал проигрывать сцены из прошлого. Говорят, перед смертью вся жизнь проносится перед глазами. Обычно люди умирают довольно быстро, а вспоминают жизнь еще быстрее. Не больше минуты. Я же буду переосмысливать ее, умирая все эти пять месяцев. Может, месяцем меньше, может, больше. Василий Степанов говорит, нельзя определить точные сроки. А учитывая, что я особо не жалуюсь, могу протянуть и год.
Боли в животе начались еще в сентябре, тогда же пропал аппетит. И, мне кажется, я начал меньше весить. Такие симптомы нельзя игнорировать. Иначе однажды, выступая на сцене, ты начнешь загибаться и тем самым подведешь всю команду. Я не имею права облажаться, ведь играю значительную роль вокалиста и ударника.
Рок-группа Bish-B, она же «Биш Би», — самое важное, что у меня есть. Нас шестеро. Гитары — Влад Лис, он же Владислав Листьев, Анна Эванс, она же Анна Матвеева, и Кейт Остин, она же Анастасия Клоссова, она же клавишные. Ударные и перкуссия — Кристи Стоун, она же Евгения Моисеева, и я. Бас-гитара — Эндрю Вольф, он же Андрей Каримов, он же лидер, и Аня. Тексты песен — я и Эндрю. Вокал — все шестеро.
Хотя нельзя наше творчество строго отнести именно к року, так как в поисках себя много экспериментируем в разных направлениях, от поп-рока до металкора.
За пять лет существования группы мы записали четыре альбома: «Падшие Ангелы», «Казнь Свободы», «Изгои» и «Шрамы». Последний посвящен Юрию Хансу, он же Юрий Духов, он же гитара, вокал и тексты песен. Бывшему музыканту Bish-B. Бывший значит мертвый. Он покончил с собой двадцать первого марта прошлого года.
Первые два года о нас почти никто не знал, мы не играли на радио, а песни с альбома «Падшие Ангелы» исполнялись только в страшных и жутко грязных клубах Нижнего Новгорода. Чтобы выпустить второй альбом, нам пришлось залезть в долги. Но как раз «Казнь Свободы» и принес деньги и славу. Точнее, известность пришла с песней «В наш темный час».
Вспомнив о ней, я достаю наушники, втыкаю в смартфон, надеваю. Включаю этот трек. Начинается он со взрывного припева в исполнении Эндрю и Кристи:
— В наш темный час
Выходим убивать.
Это время для нас.
Умирай! Умирать —
Веселье для двоих
Ангелов Смерти.
Из эпитафий стих
Дарим вам, дети!
Мимо меня проходят стильно одетые молодые люди. В центре города всегда все стильно и модно наряжены, словно куклы.
Думаю, планета Земля на четвертой стадии рака. Ее рак — люди. Они убивают планету с каждым днем быстрее и быстрее. Они не задумываются, что наносят вред всему живому. Они — звери. Я человек, зверь, и значит, причастен к убийству. Прискорбно осознавать.
В наушниках меццо-сопрано Анны:
— Кто ответит за жизни детей?
Кто похоронит несчастных людей?
Кто посмотрит в глаза пожилым,
Чьи дети уже не живы?
А ведь меня, по сути, некому хоронить. Родителям дела нет до меня. Отец спился. Мать в тюрьме. Наверное, так даже лучше.
Анна замолкает, слышу родной лирический тенор Юры:
— Каждого ждет этот суд,
Каждое тело еще понесут.
Не каждый способен от смерти уйти,
Не каждый успеет сказать им «прости».
Зря решил послушать музыку. Снимаю наушники, прячу в карман к смартфону. На мгновение закрываю глаза, плотнее сжимаю губы, чтобы не позволить проявиться эмоциям. Гудят машины. Какой же транспорт шумный. Вот бы сейчас исчезнуть из города, раствориться в тишине. Пахнет пиццей. Что-то теплое медленно сползает вниз по щеке. Я открываю глаза. Надеюсь, капли дождя.
Юру тоже некому было хоронить. Точнее, было кому, но я не позволил. Когда он умер, никто не заострил на этом внимания. Даже отец-пропойца. Даже Михаил Леонидович, приютивший моего друга.
Его кремировали.
Я хочу, чтобы меня сожгли.
Это лучше, чем опускаться в гробу под звуки траура туда, откуда тебя уже никто не достанет.
Нет.
Тут я вру.
Средства массовой информации достанут тебя из-под земли. Так было с Юрой. Заголовки в печатных изданиях гласили: «Виртуозный гитарист покончил с собой из-за несчастной любви», «Музыкант не справился с гибелью возлюбленной и отправился за ней вслед», «Бойфренд Юрия Духова потребовал кремировать тело», «Юрий Духов страдал от наркотической зависимости», «Участник группы Bish-B будет учить игре на гитаре Курта Кобейна», «В свои 21 ушел из жизни бойфренд Максима Волкова». Идиоты. Ему было двадцать. До двадцати одного года он не дожил каких-то пятнадцать дней. И я не был его парнем. Неужели так сложно писать правду?
Я подхожу к пешеходному переходу, жду зеленый.
ПСМИ. Продажные средства массовой информации. Журналисты готовы на что угодно, лишь бы хорошо платили. Пусть и на заочном отделении, но я учусь на журналиста. Я сам журналист. Я знаю, что мы такое. А самое страшное — знаю, что нам верят. Люди верят в ту придуманную чушь, распространяемую по всем каналам.
Перехожу дорогу н оказываюсь в районе многоэтажных домов.
Телевидение. Самая страшная зараза, самая властная голова зомбирующего дракона. В основном через телевидение людям всех стран внушают мысли и идеи те, кто выше обычных граждан. Им это выгодно. Они пропагандируют свое мировоззрение, свою идеологию, считая ее единственно верной. Они настраивают тебя против других. Они говорят, что хорошо, а что нет. Кем ты должен быть. Как обязан одеваться. Должен. Обязан. Надо. Твой мозг впитывает получаемую информацию как губка. И вот ты уже зомби.
Ты обязан быть православным. Бог есть, и это хорошо.
Ты не должен быть атеистом. Это плохо.
И плевать, что Конституция позволяет быть и тем и другим по своей воле.
У тебя нет воли. Она лишь иллюзия.
Чувствую запах табачного дыма. Мужчина средних лет, прикрывая сигарету мокрым журналом, перегоняет мои быстрые ноги. Как же курящие люди противны. Я понимаю, что у каждого есть право решать, курить ему или нет. Но понимают ли курящие, что не они решили, кто будет тратить деньги на смертельный яд?
Сухость во рту. Тяжело дышать. Ускоряю шаг. Хочу быстрее оказаться дома.
Ты должен быть гомофобом. Это хорошо.
Ты не должен быть гомосексуалом. Это противно природе.
И плевать, что природа так не считает.
Мне очень, правда, очень жаль, что не могу повлиять на сознание людей. Зомбированная нация. Вот мы кто.
Мокрые ботинки перепрыгивают лужу. Я иду через дворы. Дождь стекает с волос под куртку. Чувствую сырость.
Меня в течение всей жизни окружали и продолжают окружать бисексуалы. Юра был бисексуалом. Влад бисексуал. Кристи тоже. Лилия. Игорь. Денис. Дима. Хотя нет, он гей. И Денис. Катя 3.5 бисексуалка. 3.5 — размер груди моей бывшей лучшей подруги Екатерины Манчкиной. Бывшей, но еще живой.