— Откуда он тут взялся? — Опешил комбат. — Я его не видел…
— Никто не видел, — пояснил старшина, — а как начал смещаться огонь артобстрела, он и выполз откуда-то из-за деревьев. Я приказал кончить гада…
— Гада! — Повторил за ним Филиппов, чувствуя, как сбивает ему дыхание рана. — Верно, Вакуленко, Сережа, верно! Сшибайте им лапти, бейте под катки, раз уже и сюда пролезли суки…
Сорокапятка Вакуленко уже выцеливала следующий, ползущий по окраине рощи танк. Рисковать было нельзя, снаряды были на исходе, а эта Pz-шка шла к ним во фронт. Что ей в лоб эти 45 миллиметров? Только ежили удачно попадешь.
Вдруг из засыпанного окопа, который уже заутюжил броней этот «Panzerbefehlswagen», прямо из земли поднялся на руках окровавленный боец с гранатой. Ноги его не двигались, то ли были сломаны, то ли придавлены, но он нашел в себе силы выдернуть кольцо, опереться одной рукой, а другой бросить боевую железку на «спину» отползающей немецкой бронемашине. Хлопнул взрыв, заставивший геройского бойца рухнуть лицом вниз. Оглушенный танк повело влево, он ввалился правой гусеницей в окоп, остановился и задымил, поливая из пулемета по позициям обороняющихся насколько мог достать. У обстрелянного им орудия Вакуленко наступило смятение. Бойцы, кто успел, бросились врассыпную или скатились и траншеи.
Выручила вторая, дальняя пушка. Тремя снарядами она заставила и этот Pz. III умолкнуть, а вскоре и вспыхнуть открытым огнем.
Стрельба становилась тише. Тут же от дальнего орудия прибежал младший сержант Малашин:
— Товарищ майор, — принялся он докладывать, но сидящий, откинувшись спиной на земляную стенку траншеи Филиппов не дал ему договорить:
— Молодчина! — Прохрипел комбат. — Вовремя ты его. Мы оценили, …и без доклада.
— Я не за тем, — опустил взгляд Малашин, — стрелять больше нечем, в ящиках пусто…
— И у меня только два снаряда, — добавил откуда-то слева Вакуленко. — Немцы отползли и притихли, товарищ майор, — продолжил он. — Может, пока есть время, отойдем к нашим танкам?
— Какой, к черту «отойдем»? — Стал с трудом подниматься комбат. — Смотри! Видишь дым до самого Киева? Что там у Лопатина осталось? Ты знаешь?
Вакуленко опустил взгляд.
— Вот и я не знаю, — добавил Филиппов. — Там тоже было не густо с боеприпасами. Малашин, …оставляйте орудие, а сами в распоряжение Вакуленко.
— Есть…
— Стой, — придержал раненый комбат слабой рукой молодого командира, — пошли пару своих разведчиков из расчета…
— У меня только один остался, товарищ майор.
— Ну так добавь кого-нибудь, порезвее и поглазастее. Отправь их к резерву. Нужно оценить обстановку, пока немцы взяли передышку. Пусть найдут Лопатина, посмотрят, посчитают, что осталось из техники, что из лошадей. Слышишь, бабы орут? Не отвлекаться ни на проклятия, ни на разговоры, все узнать и бегом обратно!
— Есть, — повторил Малашин и побежал по окопу.
— Плохо дело, командир, — глядя ему вслед, заметил Вакуленко. — Ну придет его расчет ко мне, а снаряды? Их от этого больше не станет. Ну винтовки, ну гранаты есть, но надолго этого не хватит.
— А пулеметы немецкие? — Понимая горькую правоту старшины, заметил Филиппов.
— Да что там эти пулеметы? — Отмахнулся командир расчета. — Из них ленты вылетают на «раз-два», так что и с боеприпасами к «немцам» тоже уже не густо. Надо что-то решать. Сколько могли мы продержались…
— Тебе сколько лет, Сергей? — Вдруг спросил комбат.
— Тридцать восемь…
— Ну вот, — морщась от боли, утерся от пота рукавом Филиппов, — не мальчик, мы почти сверстники. Это им, таким, как Малашин я могу что-то объяснять, но не тебе. Думаю, ты понимаешь, что нас оставили здесь не для того, чтобы бы мы подняли бучу и тут же отошли. Я вбил это в голову себе и тебе советую принять, как должное: если каждый из нас не станет до последнего вдоха вгрызаться в глотку немцам, как тот парень с гранатой, мы не только Киев врагу сдадим, понимаешь? Что это за мысли про «отходить»?
— Я не трус, командир.
— А я и не говорю, что ты трус.
— Но я — технарь, — продолжил, не сдаваясь Вакуленко, — моторист. Растолкуйте мне, товарищ майор, пока нас никто не слышит: у нас уже почти нет боеприпасов, нас самих осталось …немного; помощи не будет, это …всем понятно, тогда какой смысл оставшимся здесь кончиться? Всяко для нашего …общего дела выгоднее отойти, собраться с силами, довооружиться, если не своим, то трофейным и снова крушить их, собак, пока патроны не кончатся. И так пять раз, десять, сто, пока не перебьем их или не найдет кого-то из нас шальная. Сколько мы уже, часа четыре-пять бьемся? Ну пусть еще час, ну два и останутся только штыки, да дымовые шашки…
— Шкурку свою боишься попортить, — поджал губы комбат.
— Ничего я не боюсь, — вздохнул артиллерист. — Надо так хоть сейчас пойду вон в пшеницу, да под танк с гранатами кинусь. Жалко только пропадать попусту. Вот кончатся патроны и что? Будем сидеть и ждать, пока нас всех танками не подавят. Что мы им штыками сделаем?
— Мы будем стоять здесь, старшина! — Надавил на связки комбат. — Ты хорошо меня услышал?
— Есть …стоять здесь, — шумно выдохнул и отступил Вакуленко. — Тогда надо думать, как грамотно использовать два последних снаряда.
— Ты лучше сходи, посчитай, сколько нас боеспособных в твоих и Малашина окопах осталось, — стал успокаиваться и Филиппов. — И раненых посчитай, …и убитых.
— А Вас, товарищ майор, — улыбнулся вдруг артиллерист, — в раненых считать или нет?
— Иди, — сквозь боль отмахнулся комбат, — шалопай. Шевелись только. Что-то долго немцев не слыхать, видать не хотят до ночи с нами ковыряться, думают, как за один раз управиться…
Минут через десять-пятнадцать прибежали отправленные к Лопатину разведчики. С трудом отыскали сидящего в одиночестве и пребывающего в полубреду комбата, но, увидев его издалека, решили не пока беспокоить, дождались пока не появился Вакуленко:
— Чего прячетесь? — Спросил на ходу он, чем привел в чувства Филиппова.
— Мы …доложить, — начали переглядываться бойцы.
— Не шуми, Сергей, — стал подниматься комбат, но сам не смог, пришлось ему помогать, — видишь, какой я…, поворотливый. Пожалели меня хлопцы, не ругай их. Ну что, братцы? Как там Лопатин?
— Жив он, товарищ майор, — начали по очереди рассказывать разведчики, — из танков целыми остались только три БТ-7 и еще как-то спаслась Т-16. Она только и на ходу, а танки все, привязаны к месту, могут только стрелять. У одного всю правую сторону вывернуло, — продолжил второй боец, — у другого гусеницу с катками разбросало возле хат, а третьему что-то в движке перебило, не заводится. Остальные все — горят. Хазикова и Ермакова убили, …много у них ребят полегло. Спросили в Лопатина чем помочь, так он к вам отправил. У него рука вся раздроблена, снарядом отбросило и ударило о дерево. Говорим — ранены, может с нами пойдете, так он сказал, что еще посмотрит, кто дольше продержится, а будем надоедать, обещал собак по следу пустить, чтобы быстрее до комбата добежали. Да, — вспомнил первый боец, — Лопатин просил передать, что пришлет нам Т-16…
— Ложись! — Вдруг скомандовал Вакуленко и прикрыл собой командира. Со стороны пшеничного поля с противным шелестом, прямо в центр села прилетел и взорвался снаряд.
— Сейчас попрут, — корчась от боли, разогнулся комбат, — спасибо, Сергей, но прикрывай больше …командира. Себя тоже беречь надо. Посчитал, сколько и чего у нас осталось?
— Да не много в наличии-то, товарищ майор, — доложил тот, — раза три пересчитали оба наши снаряда, чего-то больше их не становится.
— Хватит балаболить, — осек Филиппов его однонаправленные шутки, — давай по делу.