— Спокойно, сынок, — сказал человек.
— Кто вы?
— Называй меня капитаном, но пока заткнись.
— Милый, ты потерял много крови, — сказала Дези.
Твилли вяло кивнул. Его бы не удивило известие, что кровь вытекла вся до капли. Он с трудом поднимал веки.
— Как ты? — спросил он. — Что он с тобой сделал?
— Ничего, только месяца три-четыре придется отмываться в горячей ванне. Не беспокойся, у него ничего не вышло. Спасибо тебе, Макгуину и этому джентльмену.
Твилли глотнул воздуха.
— Здесь стреляли. Пахнет порохом.
— Я же велел тебе помолчать, сынок, — сказал капитан и обратился к Дези: — Есть что-нибудь чистое для перевязки?
Она достала из машины лифчик. Ножом капитан вырезал кусок набивки из чашки, соорудил тампон и осторожно заткнул рану.
— У меня в дождевике где-то телефон. Принесите, пожалуйста.
Твилли закрыл глаза. Дези взяла его руки в свои, показавшиеся необыкновенно горячими. Но скоро Твилли их уже не чувствовал, проваливаясь в забытье. Потом услышал пиканье телефонных клавиш и часть разговора. Голос капитана уводил в сон, третий сон в жизни Твилли. Возможно, и последний.
Не спишь, Джим?
Во сне Твилли оказался на пляже, очень похожем на Жабий остров. Стоял полдень.
Слушай, сколько нынче у губернатора простаивает вертолетов?.. Потому что один мне нужен. Самый быстрый.
Твилли гнался за черной собакой, а та преследовала человека. Они бежали изо всех сил.
Для мальчика, Джим... Пулевое ранение в грудь. Хорошо бы и врача с собой прихватить.
Твилли удалось поравняться с собакой, сделать рывок и обогнать ее. Он быстро нагонял убегавшего человека. Приблизившись, Твилли разглядел на нем мешковатые шорты и майку. Человек выглядел костлявым и старым, слишком старым, чтобы так быстро бежать.
Мы на острове. Можно вертушку посадить на пляже.
Твилли обхватил человека сзади, повалил на песок и готов был нанести удар, но вдруг увидел, что это его отец. Маленький Фил Спри подмигнул сыну и прочирикал: «Горизонт чист! Горизонт чист!»
Я взял того, кто стрелял в мальчика... Еще не решил, Джим, но ты не забивай себе голову.
Собака неистово залаяла и завертелась, бешено выписывая круги. Твилли оттолкнул отца и вскочил на ноги. По всему берегу, насколько хватало глаз, расположились сверкающие горчично-желтые бульдозеры. Они стояли на каждой дюне! Ряды машин с поблескивающими на солнце ножами изготовились к атаке, словно бронетанковая дивизия. «Горизонт чист!» — выпевал отец.
С женщиной все в порядке. Полагаю, она тоже захочет прокатиться на винтокрылой птице... Вот, она кивает. Тут еще фургон, его надо поскорее отогнать.
Твилли бросился к воде. Неудержимо лая, черный пес ринулся следом. Прохладная вода Залива была зеркально гладкой. Собака наконец замолчала, и Твилли расслышал бессмысленное пение отца, а еще — зловещий рокот бульдозеров, вгрызающихся в остров. Твилли подождал пса, и они вместе поплыли к горизонту. Небо над ними потемнело от птиц, спугнутых с острова шумом землеройных машин. Заплывая все дальше и дальше, Твилли боялся, что опять посыплются в море окровавленные, изуродованные чайки, крачки и водорезы. Ему этого не вынести, он чересчур ослаб, он сломлен. Твилли понимал: если птицы опять будут падать, все кончено. Чудовищный дождь его утопит. Ему не пережить собственного сна.
Хорошая новость. Я тоже прилечу с вертушкой... Есть одно дельце, и ты мне поможешь, лейтенант.. Потому как ни за что не захочешь это пропустить, вот почему.
25
О, мистер Гэш сопротивлялся.
Но какое сопротивление с размозженным коленом и без куска языка? Да еще боль. К тому же он был абсолютно голым, что серьезно ломало его личный стиль схватки без правил. Тем не менее он сумел выдать пару хуков правой, которые любого послали бы в нокдаун.
Однако на бродягу в клетчатой юбке удары заметного действия не возымели, и теперь он тащил мистера Гэша вниз по склону холма. Холм не являлся природным творением, поскольку Жабий остров был плоским, как сковородка; холм воздвигли землеройные машины. Это был курган из выбранной земли, кустарников, пней — остатков вторжения грейдеров в сосновый бор. Перекинув мистера Гэша через плечо, словно куль с известью, бродяга спускался по рыхлой насыпи. Похоже, он спешил. Мистер Гэш неистово молотил кулаками, и по меньшей мере два мощных удара пришлись по ребрам и почкам, но бродяга даже не охнул и не остановился. Невнятно лопоча, Гэш колотил его по спине. Он понимал — намечается нечто неприятное, только не знал — что.
У подножия холма бродяга сбросил Гэша и развернулся в обратный путь.
И что дальше? подумал мистер Гэш. Он еще раз попытался достать бродягу жестоким ударом, но лишь сорвал зашпиленную клетчатую юбку, оказавшуюся финишным флагом с автогонок. Гэш промокнул ею кровь, с дырок в щеках. Обрубок языка пекло жуткой болью. Лежа на сопревшем древесном мусоре, мистер Гэш обдумывал варианты. Их мало. Искалеченная правая нога не действовала, бежать или идти, даже на четвереньках, не получится. Придется ползти, и надо поторапливаться — бродяга может вернуться, чтобы его прикончить.
Неимоверным усилием мистер Гэш перевернулся на живот. Вытянув руки, вцепился в промокшую землю и подтягивал себя, пока не ткнулся подбородком в костяшки. Он продвинулся фута на два, не больше.
Дохлый номер, подумал мистер Гэш. По голой заднице ползло какое-то насекомое, он неловко хлопнул себя по ягодицам. С другой стороны холма раздался шум заведшегося двигателя: не автомобиль, слишком грохочет. Он становился все громче, и мистер Гэш вытянул шею, вглядываясь в сумрак. Разумеется, он понял, что это за шум. Сам вел такую же хреновину в ту ночь, когда позаботился о баламуте Бринкмане. И вот она вырисовалась прямо над ним на вершине холма. Гэш узнал массивные квадратные очертания, уловил едкий запах выхлопа. Высокая фигура высунулась из кабины и снова скрылась; ясно — отпустить тормоз.
— Хвою махь! — простонал мистер Гэш.
Содрогающийся бульдозер с ревом съезжал с холма. Торопясь, мистер Гэш попытался оттащить себя с его дороги и почти успел. Гусеница бульдозера пришпилила к земле только нижнюю половину его тела.
Мистер Гэш мог дышать, и это обнадеживало. Как ни странно, не чувствовалось боли ниже пояса, это хорошо. Гэш сделал вывод, что бульдозер не смял его, а лишь вдавил в рыхлый грунт. Машина отрыгивала выхлопные газы прямо в лицо (а это плохо); при спуске, наверное, скособочило патрубок. Жгло веки, сводило живот. Когда-нибудь горючее кончится и двигатель заглохнет, но Гэш сомневался, что, дыша в ядовитом облаке, к тому времени останется в сознании. Тело уже корежили судороги, голову окутывало дурманом.
Перед лицом Гэша возникли ботинки, покрытые засохшей грязью. Потом двигатель чихнул и смолк. Дым рассеялся, и мистер Гэш, приподнявшись на руках, пил свежий воздух. Бродяга присел рядом; в звездной ночи его стеклянный глаз мерцал, как отполированный рубин.
— Вот здесь ты и умрешь, — сказал одноглазый.
— Йегх.
— Точно, Игги. Все кончено.
Игги? Сучий потрох издевается над моей прической! вскипел мистер Гэш.
— Ты уже умираешь, поверь мне. Я знаю, как погибают в дорожных авариях. Это про тебя.
— Йегх, йегх!
— Может, ты не заметил, но твоя задница под гусеницей «Д-6». Двадцать тон крепкой стали. Насчет примирения с богом не знаю, но, по-моему, самое время попросить прощения у леди за то, что хотел ее обидеть. Позвать ее?
— Игхи ы а'уй, кофёй!
Бродяга поднялся.
— Для человека, у которого из ушей течет кровь, ты выбрал самое неверное из возможных решений. Ну извини, Игги, мне еще нужно отыскать собаченцию.
— ПОФОЙ А'УУУУЙ!
Мистер Гэш уронил голову. Потом услышал хруст веток под тяжелыми шагами, удалявшимися к лесу.
Вот же идиот! изумился мистер Гэш. Не пристрелил! Да я к рассвету отсюда выберусь!