Нику в новый дом отвезли с легким сердцем и какое-то время я поддерживала с новыми хозяевами связь. Новости поступали только хорошие! Затем у меня начался новый киношный проект, рутина увлекла с головой, а общение сошло на нет, потому что я не хотела быть навязчивой, ведь уже долгое время по переписке и звонкам все у собаки складывалось хорошо, даже фотки слали.
И вдруг спустя три года звонок: «Девушка! Вы нам пристраивали Нику, заберите ее!» Я тогда даже не поняла, что речь идет о нашей Нике. Да и собак я с тех пор не пристраивала, а только фотографировала, потому честно ответила: «Быть не может, я не пристраиваю собак, я фотограф. Наверное, я вашу собаку фотографировала, вам куратору звонить нужно».
На том конце провода удивились, однако я уверенно повторила, что вопрос не по адресу, и положила трубку.
И тут меня осенило. «Да быть не может!» – отмахнулась я от странной мысли. Прошло столько лет, все было хорошо!
Но червячок, затаившийся внутри, начал о себе регулярно напоминать. И донапоминался до того, что я перезвонила и стала выяснять, что за Ника, да как же так и что случилось. Оказалось, что да, это она.
И что ее волшебные когда-то хозяева уже год как переехали в городскую квартиру. А собаку с собой не взяли, потому что… «она же не квартирная!»
Что вообще значит «не квартирная»? По какому принципу определяется эта неквартирность животного? По породе, размеру, поведению? Собака или в семье, или нет, и она прекрасно адаптируется, если ей немного помочь. Однако Никины хозяева такую позицию не разделяли. Они оставили Нику бегать по деревне, где она шаталась по помойкам и приставала к велосипедистам и любителям утренней трусцы – догоняла и облаивала. Спортсмены пугались, и жители деревни в конце концов резонно поставили вопрос отлова. Нику требовалось срочно забирать оттуда – и вот только тогда (!) бывшие хозяева позвонили мне. И сообщили, что, если я ее не заберу, они отдадут собаку в приют или усыпят… Ни то, ни другое не было легким вариантом – нужно найти приют, который согласится взять взрослую собаку, а ведь приютам нужны не новые проблемные животные, а помощь уже живущим там собакам! Второй вариант с усыплением вообще дикий – на эвтаназию нужны деньги, и я прям вижу, что эти люди заморочились бы на вызов врача и оплату его услуг. Куда там! Когда я попросила посадить Нику на привязь, чтобы мы не бегали ее искать по всей деревне, когда приедем, то услышала: «Ну уж нет, она же всю землю вокруг себя загадит».
И тут я поняла, что ни в какой приют они ее не станут определять и даже не вызовут эвтаназию. Собаку просто отравят или пристрелят, потому действовать требовалось быстро.
Мы собрались и поехали. Поймали и привезли домой. Все!
Ника, конечно же, оказалась милейшим существом огромного ума, идеального поведения и шикарного послушания. Среди моих на тот момент шести собак она была настоящим ангелом.
В то время я часто думала: а ведь они будут стареть вместе. И уходить тоже. Я смотрела на них – молодых, азартных, смелых – и думала, мол, глупости, они никогда не постареют. И они не старели.
Год за годом я считала, что Фросту все еще не исполнилось и пяти, что Груша до сих пор щенок, Ларочке лет шесть, никак не больше, а Шуня с Никой всегда были чуть-чуть ветеранами, но из тех, кто никогда не даст намека на свой почтенный возраст.
Мои лучшие друзья. Моя семья. Треть всей моей жизни Шуня с Никой сопровождали меня!
Ника, конечно, тоже ушла от старости, которую мы замедляли, как могли, но договориться на более долгий срок не удалось. До последних часов она ходила на своих ногах, оставаясь в здравом уме и абсолютном сознании, а под вечер легла, вздохнула и уснула навсегда. Я сидела работала, она легла справа подле меня и ушла так тихо, что даже не привлекла моего внимания. Ее безусловная деликатность и тут взяла свое. Нике в тот год было не менее шестнадцати годков, но, скорее всего, гораздо больше. Она прожила долгую и насыщенную жизнь, бόльшая часть которой оказалась для нее самой счастливой.
○ Пристроить животное очень сложно.