Когда он окончил рассказ, Мимолетка понимающе кивнула. Шуст только сидел, с возрастающей мрачностью тихонько поглядывая на Хвосттрубоя.
— Надеюсь, я сумею догнать вас раньше, чем вы уйдете от Потока, — сказал Фритти, — а если нет, держите вправо и двигайтесь к поверхности.
— Что ты имеешь в виду — «догнать нас»? — растерянно спросила Мимолетка.
Увидев ее огорченную мордочку, Хвосттрубой так опечалился, что потерял дар речи. За него неожиданно ответил Шустрик:
— Он хочет вернуться и поискать Грозу Тараканов.
Мимолетка изумилась:
— Вернуться?! Да ты что, Хвосттрубой?! Времени все меньше и меньше. Не жертвуй собой попусту!
— Вовсе не попусту, — сказал Фритти. — Я должен это сделать. И для меня самое главное — чтобы выбрались вы с Шусти. Идите же, пожалуйста.
Он было повернулся, но Мимолетка, подбежав, встала между Фритти и туннелем. Расстроенная, она, казалось, была в неистовстве — так неистово она не дралась и за собственную жизнь, Хвосттрубой заметил разницу. Такой, может быть, бывала она, когда сбивалась с шага в земном своем танце и не могла снова его найти.
— Шусти! — крикнула она. — Скажи ему, чтобы не ходил! Не давай ему так вот и уйти, чтобы подергать смерть за хвост!
Но Шустрик лишь взглянул на нее со странной своей ласковостью и сказал:
— Он пойдет. Не делай так, чтобы это было еще тяжелее для нас, ну пожалуйста, Летка. Может быть, тебе повезет, Хвосттрубой. Возвращайся к нам, если сможешь.
У Хвосттрубоя был только миг, чтобы подивиться перемене, происшедшей с его юным другом. Из туннелей донеслись звуки ненависти и борьбы, снова увлекая его к цели.
— Мягкого засыпанья, милые, милые друзья, — сказал он и задержался было, чтобы обнюхать их обоих, но не посмел встретиться взглядом с Мимолеткой.
Прыгнул мимо нее и помчался в туннель — вспять по дороге, которой они пришли.
Внешние проходы, которые они только что относительно благополучно миновали, снова наполнились темными фигурами Когтей и Клыков. Побитые твари, казалось, снова сплотились, и, по разумению Фритти, это сулило недоброе Чутколапу, Сквозьзабору и остальным. Откуда-то сверху — а издалека ли, он не мог бы сказать — доносился скребущий, волочащийся шум: в Верхних Катакомбах двигалось какое-то огромное существо. Это сулило куда худшее. Можно было с легкостью догадаться, что зловещее чудовище сбежало из Пещеры-Пропасти и как раз в эту минуту тащится по верхним туннелям. Хвосттрубой не думал, чтобы Гроза Тараканов слишком далеко отошел от дороги, но если уж отошел… тогда даже только что принятое решение не заставило бы Фритти добровольно оказаться поблизости от зубов и взора существа, которое было наверху.
Когда он полз по темному проходу — двигаясь беззвучно, потому что заметил группу Когтестражей, которые стояли на развилке туннеля не более чем в дюжине прыжков впереди, — его внезапно остановил неожиданный звук: негромкий смех, очень близко. Взглянув вниз, он увидел расщелину между каменным полом и стеной. Звук исходил как раз оттуда.
Он припал к земле, не выпуская из виду Когтестражей в разветвлении коридора. Они спорили — насколько можно было понять на таком расстоянии и при таком скудном свете. Приложив чуткое ухо к трещине, Фритти прислушался.
То, что он услышал, было не смехом, а странным хныканьем. Просунул голову в трещину — как раз прошли усы — и огляделся. В пещерке, образовавшейся под стеной туннеля, скорчилась темная фигура.
— Гроза Тараканов? — чуть слышно шепнул Фритти.
Если это существо его и услышало, то не подало никакого знака. Хвосттрубой осторожно протиснулся в отверстие пещерки. Внутри стояла почти полная тьма; пещерка была так невелика, что Фритти негде было и встать; он невольно ударился о согнувшуюся ощетиненную фигуру.
«Это наверняка Гроза Тараканов, — подумал Фритти. — Ни у кого больше нет такой грязной шерсти». И дал резкого тычка всхлипывающему существу.
— Гроза Тараканов! Это я, Хвосттрубой. Идем, я выведу тебя отсюда.
Фритти снова толкнул сумасшедшего кота, и хныканье стало бессвязным потоком слов:
— Пойман, пойман и осмеян… заклеймен в одно мгновенье… во мгновенье… о, там несуразица, брряд и с-сверх того…
Фритти стало противно. Он мог и предвидеть, что Гроза Тараканов примется нести тарабарщину.
— Эй, — сказал он. — Не время для этого!…
Глаза его приспособились к почти полной темноте; он чуть-чуть различал косматую, всклокоченную тень рядом с собой.
— Да пойми ты, да пойми ты, — простонал голос. — Они одели нас в каменную шкуру… набрали каменных черепов и соорудили нам из них клетку… тесную-претесную, не протиснешься. А ниже — глубины, и как оттуда жжет!
Тут голос повысился, сделавшись почти воем. Хвосттрубой вздрогнул. Если это продолжится, их несомненно обнаружат.
Терпение его стало таять от страха. Хвосттрубой ухватил зубами большую горсть грязного меха и с трудом поволок. Тяжкая, как камень, лапа налегла на него и придавила к земле. Сердце подпрыгнуло. Не ошибся ли он? Может, это вовсе не Гроза Тараканов?
«Прощальная насмешка судьбы, — подумал он — Пойти с самоотверженной целью, чтобы заслужить свое имя хвоста, и по-дурацки заползти в яму с прожорливым зверем…» Хвосттрубой изо всех сил попытался освободиться из-под твердой лапы, но обнаружил, что зажат надежно, как в материнской утробе. От его усилий существо повернулось, подставив свою морду под слабый отсвет из отверстия расщелины.
Это был Гроза Тараканов. Тусклое мерцание осветило его безумные глаза, подобные треснувшему льду.
— Моя кровь призвала смерч! — завизжал Гроза Тараканов. — Всасывающее, кружащееся существо… О, сжальтесь надо мной!… Я — его центр, оно никогда меня не покинет… О, даже пустота будет наслаждением!…
Последние отзвуки вопля вырвались в коридор. Фритти услышал звук бегущих лап и резкие вопрошающие голоса. Их обнаружили. Он последним усилием приподнялся, но Гроза Тараканов — с безумной силой — вмиг поймал его. Точно упавшим дубом придавил. Он закрыл глаза и стал ждать смерти.
Время, казалось, замедлилось, как когда-то давно, когда из ночи вышли Когтестражи… так давно. Покорившись, он краешком памяти что-то вспомнил — принялся это расследовать. То была молитва, которой когда-то учил его Чутколап… вернее, ее начало. Пока его разум медлительно восстанавливал отрывок песни, что-то в нем все еще слышало шарканье снаружи трещины и приглушенные сетования Грозы Тараканов. Кусочек молитвы проплыл перед его мысленным взором. «Ослепительный лорд Тенглор…» Да, так она начиналась. Как странно, что ему пришлось припомнить ее сейчас.
«Ослепительный лорд Тенглор»… Теперь он произнес это вслух — и услышал, как сладко противоречит оно всему: резкому дыханию зверя подле него, грубым крикам тварей снаружи. Еще кое-что из молитвы непрошено пришло прямо к нему на голос, еще обрывок песни. «Вечный странник Огнелапый…», «Вот что скажет вам охотник…» Как же кончалось? Ах да: «К бедствующим, а не к трусам…» Он снова пропел это от начала до конца, позабыв о тяжко дышащем рядом Грозе Тараканов. Когтестражи наверху странно притихли.
Фритти уловил перемену даже с закрытыми глазами. Хлынул свет, малиново сияя на внутренней стороне век. Должно быть, снова замерцала светящаяся земля. Он открыл глаза… но отверстие расщелины светилось, как прежде, тускло. Зато по самой расщелине разливался алый блеск.
Лапы и когти Грозы Тараканов засветились во тьме, точно охваченные пламенем.
Гроза Тараканов принялся странно крутиться и раскачиваться. Свет распространился, и сам подсвеченный красным воздух затрепетал, словно от великого жара, но температура не изменилась.
Ослепительная вспышка — и голос, подобный пению всего Племени под Оком Мурклы, торжествующе выкрикнул: