За прошедшие дни не раз и не два профессор думал о том, чтобы устроить саботаж, умышленно испортить всю работу, возможно даже сделать так, чтобы гомункул сначала успел ожить, и только после этого расплылся лужей слизи — талантов Горация хватило бы на это, если посидеть над формулами. Немного поправить там, забыть пару капель определённого эликсира здесь… Но он этого так и не сделал, день за днём точно придерживаясь всех правил и рецептур. Горацию было очень стыдно, и перед самим собой, и перед множеством других людей, пятнадцать лет назад отдавших жизни ради победы над этим волшебником, растерявшим всё человеческое. Но он понимал, что любые его усилия будут тщетны. У него нет способа уничтожить крестраж, созданный из настолько сильного артефакта, тут тщеславие Реддла сыграло в его пользу. А пока осколок души хозяина у Беллатрикс в руках, уничтоженное тело будет означать только потерю времени и ресурсов, всего лишь мелкие неудобства для их плана.
— Мою палочку, будьте так любезны… — попросил Гораций, медленно вытянув руку.
Приблизился Уилкис, осторожно левой рукой вытянув из-под мантии волшебную палочку, при этом продолжая целиться своей основной в голову профессора. Вложил палочку в ладонь Слагхорна и быстро отступил назад, при этом стоящие на расстоянии магглы и второй волшебник неотрывно следили за каждым движением и каждым словом пленника. Стараясь их не провоцировать, профессор медленно провёл палочкой над колбой с зельем, точно повторяя необходимый жест. Жидкость в сосуде замерцала, из грязно-серой сделалась оранжевой и почти прозрачной. Как всегда превосходный результат, впрочем, задача была из простейших. Закончив с зельем, Гораций точно также вернул тюремщику свою палочку и принялся за компоненты следующего состава. Правила, сразу озвученные Лестрейдж, были предельно ясными, и хотя немного замедляли общий темп, но служили ещё одной гарантией того, что старый зельевар и алхимик не попытается бежать, а будет послушно исполнять приказы. О том, сколько это доставляло неудобств и вне работы, когда всё, от разведения огня до сортировки книг, приходится делать руками, не стоило даже говорить, но уж до этого тюремщикам точно не было дела.
Слагхорн не переоценивал себя. Да, под действием «Империуса» его нельзя было заставить провести безукоризненно всю процедуру, занимающую недели и состоящую из множества этапов. Но несколько «Круциатусов» спустя он сделает всё сам, по собственной воле. Или после режущих, зажигательных, замораживающих заклинаний, примененных с должной фантазией — колдомедицина делает многие пытки, способные быстро искалечить обычного человека, многократно повторяемыми, а у Беллатрикс Лестрейдж очень богатый опыт. И даже если он вдруг переборет свой страх и решит устроить самоубийственную атаку на охрану, то его всего лишь быстро скрутят. И дальше либо придётся делать всё то же самое уже в цепях и под кнутом, либо они сами его убьют и попытаются найти следующего специалиста, который окажется более сговорчивым и ценящим свою жизнь. Даже не считая Альбуса Дамблдора, подходящих волшебников ещё с полдюжины на всю Британию да наберётся. Откажется он — примутся за них, останавливаться Лестрейдж точно не собирается.
Гораций даже думал, не является ли всё это расплатой за старые ошибки. За слабости. Небольшие недостатки, обернувшиеся крупными проблемами. Он начал преподавать больше семидесяти лет назад, и уже через несколько лет помимо своих уроков и факультативов организовал небольшой клуб для студентов. Для лучших, для самых интересных, для самых необычных, для тех, о ком говорят и будут говорить и после школы. Разве можно считать это тщеславием или жадностью — искреннее желание поучаствовать во взлёте выдающихся личностей, помочь им сделать первый шаг к успеху, остаться в памяти заботливым наставником, к которому всегда можно прийти за советом или по случаю отправить небольшой подарок ко дню рождения? Даже родившись в чистокровной семье, он не делил студентов в своём клубе по происхождению — куда важнее был талант, известность, перспективы. При этом профессор придерживался мнения, что закон строг для обычных людей, не способных думать за себя, для гениев же он — только рекомендация, которую стоит иметь в виду. Путь к открытиям, к успеху, к славе невозможен без небольших уступок, на которые можно закрыть глаза — и Министерство, и руководство Хогвартса всегда были слишком осторожны и слишком тщательно придерживались устаревших формальных правил. Маленькие послабления в распорядке дня, в ношении формы, в допустимых к обсуждению темах — это всегда окупалось и новыми достижениями и личной благодарностью наставнику.