Однако на этот раз его отсутствие было замечено. Утром после того, как Хёйчи вернулся в храм, его позвали к священнику, и тот сказал ему тоном ласкового упрека:
— Мы очень волновались за тебя, друг Хёйчи, Бродить где-то одному слепому в такой поздний час опасно. Почему ты ушел, ничего нам не сказав? Я приказал бы слуге тебя сопровождать. Где ты был?
Музыкант ответил уклончиво:
— Прости меня, мой добрый друг! Но мне было необходимо позаботиться об одном моем деле, и я не мог этого сделать в другое время.
Священник был больше удивлен, чем огорчен скрытностью Хёйчи. Он почувствовал в ней нечто неестественное и предположил, что могло случиться что-то недоброе. В местности, пользующейся такой дурной славой, слепой юноша легко мог оказаться жертвой колдовства или обмана какого-нибудь злого духа. Он больше не стал задавать вопросов, но по секрету от Хёйчи приказал своим слугам присмотреть за ним, а в том случае, если музыкант покинет храм после наступления темноты, тайно проследить, куда он направится.
Настала следующая ночь, и Хёйчи опять пошел во дворец, неся в руке биву. Это было замечено, и слуги с фонарями попытались его преследовать. Однако мрак был таким густым и лил такой сильный дождь, что люди потеряли юношу из виду еще до того, как сами выбрались на дорогу. Тем не менее, было очевидно, что Хёйчи шел чрезвычайно быстро. Обстоятельство загадочное, если учесть, что он был слеп, а дорога из-за дождя была скользкой и глина большими комьями липла к ногам. Слуги священника прошли по всей деревне, стучась в каждый дом и спрашивая о певце, но никто ничего не мог о нем сообщить. В конце концов, так и не найдя Хёйчи, все отправились назад, в храм, по дороге вдоль берега. И вдруг слуги остановились, пораженные звуками неистово наигрываемой мелодии и вдохновенного пения. Они доносились с кладбища. Люди стали приглядываться, но за исключением призрачных огоньков, которые всегда летали там темными ночами, все было черно в том направлении. Сперва самые храбрые, а за ними и остальные поспешили на кладбище, и вот какая картина предстала перед их взорами при свете тусклых фонарей: перед поминальным камнем Антоку Теннё сидел в полном одиночестве Хёйчи и невзирая на дождь исступленно играл и пел песню о битве при Данноура. А над ним, и вокруг него, и над всеми многочисленными поминальными камнями, как мерцающие свечи, горели ониби — огоньки мертвых. Кто мог подумать, что рядом с живым человеком может собраться такое количество духов умерших!
— Хёйчи-Сан! Хёйчи-Сан! — закричал слуга. — Ты околдован? Хёйчи-Сан!
Но слепой, казалось, их не слышал. Всё энергичнее он заставлял свою биву звенеть, греметь и бряцать. Всё более и более яростно он пел песню о великом сражении. Тогда они стали его трясти и кричать прямо в ухо:
— Хёйчи-Сан! Хёйчи-Сан! Сейчас же идем с нами домой! Певец вздрогнул и сказал им с укоризной:
— Как вы смеете прерывать меня таким образом перед этими высокородными собравшимися?! Это недопустимо!
В ответ на такие слова, несмотря на необычность происходящего, слуги не смогли удержаться от хохота. Будучи уверенными, что Хёйчи заколдовали и словами ему ничего не докажешь, они схватили его за бока, рывком подняли на ноги и, преодолевая его сопротивление, потащили домой, в храм. Здесь по приказу священника с еще не пришедшего в себя юноши стащили мокрую одежду, переодели в сухое, а затем заставили его выпить сакэ и поесть.
Утром настоятель храма сам пришел в комнату друга и потребовал у того полного объяснения своих странных поступков минувшей ночью. Хёйчи долго колебался. Но, наконец, видя, что его поведение не на шутку огорчило и встревожило доброго священника, он решил прекратить упорствовать в своем молчании и рассказал обо всем, что случилось, начиная с первого визита самурая.
Окончив повествование, Хёйчи замолчал, а священник все думал, качал головой, вздыхал и, наконец, произнес печально:
— Мой бедный, бедный друг, ты в страшной опасности. Как прискорбно, что ты не рассказал мне обо всем раньше! Твое изумительное искусство в музыке и пении действительно привело тебя на порог гибели. Знай же, что ты посещал не дворец, а проводил ночи на кладбище, среди могильников, и пел не перед императорским двором, а перед поминальным камнем Антоку Теннё, где тебя и нашли мои слуги под дождем минувшей ночью. Однажды подчинившись злым духам, ты отдал себя в их власть. Если ты послушаешься их снова, после всего, что уже случилось, они разорвут тебя на кусочки. Они уничтожат тебя рано или поздно в любом случае… Священник опять умолк, потом, словно что-то вспомнив, обратился к юноше: