Глава 5
Одного из первых датчан в Лондоне звали Осгод Клала. Король Кнут испытывал к нему большое доверие и всяческим образом отличал его. Поддержка лондонских датчан незаконнорожденного сына Харальда явилась для Эммы неожиданностью; разумеется, поступок Хардекнута с трупом Харальда не настроил их на более дружелюбный лад.
Теперь, когда знаменосец Хардекнута Тови собирался жениться на дочери Осгода Гюте и король был приглашен, Эмма поспешила уговорить Кнютте поехать на свадьбу. Она позаботилась о том, чтобы ее тоже пригласили, и Осгод сказал, что это для него большая честь.
Король ничего не имел против доброго пира, где он сможет выпить и съесть столько, сколько захочет. И если он сумеет улучшить взаимоотношения королевского дома с первыми датчанами Лондона, тем лучше.
Роскошный пир проходил в Ламбете. Все радовались чудесной июньской погоде, и за столом царило всеобщее веселье. Сама Эмма выпила немного больше, чем обычно, и ей пришло в голову попытаться вызвать «знамение» короля Артура, что само по себе не было таким уж большим чудом в начале июня. И все же, когда она подержала сжатую ладонь перед миловидным личиком невесты, а затем разжала ее, и оттуда вылетела серебристо-синяя бабочка, это вызвало всеобщее внимание. На какое-то мгновенье Эмма задумалась о том, что бы случилось, окажись ее ладонь пустой: как бы она тогда объяснила свой странно сжатый кулак?
Но король Артур не подвел ее, и перед изумленной невестой Эмма объяснила, что бабочка была пожеланием счастья от короля из старой сказки. Рожденная в датской семье невеста, конечно, не многое поняла из рассказа Эммы, она никогда не слышала об этом древнем короле, но она охотно поблагодарила за такое необычное пожелание счастья. Именно в тот момент король Хардекнут попросил слово, чтобы выпить за здоровье невесты и жениха. Он поднялся, слегка пошатываясь, поднял свою чашу, откашлялся и начал говорить.
Но свадебные гости ничего не поняли в бессвязной речи короля, который вдруг рухнул на пол в страшных конвульсиях.
В мгновенье ока Эмма оказалась подле него на полу. Она вставила ложку между челюстями Кнютте и попыталась успокоить пришедших в ужас гостей.
— Это скоро пройдет, — заверяла королева-мать, но невеста заплакала и восприняла случившееся как плохое предзнаменование. Праздник растворился в сплошной сутолоке, а королевские слуги отнесли Кнютте на ночлег под надзором Эммы.
Хардекнут не умер, но был почти что мертв. Он лежал в забытьи, лишь на короткие мгновения приходя в сознание, но не отвечал, когда к нему обращались. Эмма видела, что Кнютте пытался, но не мог издать ни звука.
Сидя у постели Кнютте, Эмма задумалась о бабочке короля Артура. Правда ли, что она добрый знак счастья? А если наоборот? Она исполнила «фокус», и Кнютте тотчас упал в обморок. Гуннхильд видела, как бабочка вылетела из ковчега с мощами, полученного от Эммы, и следующим известием о дочери было сообщение в Винчестер о ее смерти.
Так бывало всякий раз. Только она никогда не думала об этом раньше. Бабочка короля Артура была вестницей смерти и несчастья. Может быть, он хочет навлечь свое проклятье на всех живущих? Может быть, и на нее? Быть может, этот оживший мертвый король из легенды доволен только тогда, когда разделит свою судьбу с теми, кого она любит? Когда Кнут умер, ему было всего лишь сорок лет. Гуннхильд еще не исполнилось и двадцати. Альфреду было немногим более тридцати. Кнютте шел двадцать четвертый год…
Незаконные сыновья Кнута не относились к тем, кого она любила, но они имели отношение к его жизни, и оба умерли молодыми.
Не лежит ли проклятье на всех, кто с нею связан? На всех сыновьях Этельреда. На Торкеле. Она могла продолжить этот список.
Нет, об этом слишком тяжело думать! И слишком тяжело нести это одной. Она должна исповедаться во всем, что связано с королем Артуром, священнику Стиганду, как только представится случай. Может быть, ей следовало бы выбрать более жесткого исповедника? Стиганд все-таки недостаточно суров, когда дело касается ее…
Хрип, донесшийся с постели, отвлек ее от низменных мыслей. Тело Кнютте дернулось, и он испустил дух.
Было 8 июня 1042 года — прошло неполных два года со дня его вступления на английский престол.
Ангел смерти унес последнего из рода Кнута.
Эмма спустилась в свою «сокровищницу», это было первым, что она сделала после смерти Хардекнута. Она выбрала череп святого Валентина Мученика из своего запаса реликвий и послала его в Нью-Мин — стер за упокой души Кнютте.