1. Консолидация долга с помощью иностранных займов, но в этих займах нацистской Германии, которая была уже вооружена сверх меры, ей отказывали.
2. Инфляция, подобная инфляции 1923 года, и это означало бы гибель режима.
3. Война.
Расчеты, произведенные членом французской делегации Ш. Жертоффером (доклад о расчетах прилагается), вскрыли масштабы операции по перевооружению, которая финансировалась Шахтом за период до 31 декабря 1938 года. Не следует забывать, что Гитлер в письме к Шахту от 19 января 1939 г. писал: «Ваше имя для нас всегда и прежде всего будет связано с первым этапом национального перевооружения» (ЕС-397). С 1 апреля 1935 г. по 31 декабря 1938 г. расходы Германии на вооружение, о которых нам известно, возросли до 345 миллиардов 415 миллионов франков. За то же самое время Франция израсходовала лишь 35 миллиардов 964 миллиона франков.
Расхождение между этими суммами ясно свидетельствует о цели, которую преследовал Шахт. Это было делом Шахта и только его одного. То же соотношение существовало в 1940 году на полях сражения во Франции, где одной французской бронетанковой дивизии противостояло 10 германских.
Уход Шахта из рейхсбанка и из министерства экономики ни в коей мере не может быть истолкован в его пользу. Между Герингом и им возникли трения по вопросу о проведении четырехлетнего плана. Шахт не хотел находиться в подчинении у Геринга. Ои вышел в отставку с поста министра экономики 26 ноября 1937 г., но продолжал оставаться президентом рейхсбанка и министром без портфеля. 7 января 1939 г. он вручил Гитлеру меморандум, в котором сообщал, что имеющееся в обращении количество мефо-векселей по его вине создает угрозу инфляции. Оставаться в Рейхсбанке ему было невозможно по техническим причинам, следовательно, его уход был вызван не политическими соображениями, а соображениями, связанными с организацией экономики. К тому же он продолжал оставаться министром без портфеля. Он ушел в отставку с этой должности лишь в январе 1943 года, во время разгрома немцев под Сталинградом, в то время, когда нацистский партийно-государственный аппарат и рейх начали трещать по швам. Несомненно то, что в это время он уже не мог быть полезен. Но также очевидно и то, что он мог стать снова полезен позднее в качестве посредника для заключения компромиссного мира.
Объясняются ли его дальнейшие политические неприятности интригами советников Гитлера, интригами, которые мы теперь легко можем себе вообразить, или эти политические неприятности были следствием проявлявшегося Шахтом макиавеллизма, либо ему просто не повезло?
Какое значение имеет все это, когда речь идет о человеке, который сумел сгруппировать вокруг себя все пангерманские финансовые и промышленные силы, чтобы подвести их к Гитлеру и дать ему возможность захватить власть, о человеке, который своим присутствием внушал доверие к нацистской Германии, о человеке, который сумел своим финансовым искусством обеспечить Германии самую мощную в то время военную машину, человеке, который позволил партийно-государственной машине устремиться на завоевание жизненного пространства? Этот человек был одним из лиц, которые несут главную ответственность за преступную деятельность партийно-государственного аппарата.
Его финансовые способности были способностями нацистского государства, его участие в преступлении этого государства не вызывает сомнения. Это участие имеет основополагающее значение. Он полностью виновен и несет ответственность в полной мере.
Что касается последнего приближенного Гитлера — Бормана, то нам известно, что он взял на себя истребление евреев.
Говорить больше не имело бы смысла.
На этом я заканчиваю изложение вопроса об индивидуальной ответственности каждого подсудимого, но не потому, что эта тема исчерпана, а потому, что время, которое Трибунал отводит каждому представителю обвинения для обвинительной речи, позволяет нам лишь наметить тезисы выступления, заслуживающего того, чтобы быть систематически изложенным. Примеры, иллюстрирующие наши тезисы, могут быть умножены. Все факты, которые в продолжение девяти месяцев были сообщены представителями четырех делегаций, свободно могут быть включены в наш план, и уже это одно показывает, что наша логика безупречна и что наши выводы полностью соответствуют действительному положению вещей.