Итак, мы считаем, что доказательства представлены и что все подсудимые принимали участие в совершении преступлений Германского государства. Мы считаем, что все эти лица были действительно связаны стремлением к одной политической цели, что все они тем или иным образом участвовали в совершении наиболее тяжкого преступления — геноцида, содействовали истреблению рас и народов, гибель которых дела бы им возможность завладеть так называемым жизненным пространством, которое они считали необходимым для германской расы.
Мы заслушали возражения защиты. С наибольшей силой они были изложены доктором Зейдлем (стр. 25 его защитительной речи по делу Франка): «Действующие законы исходят из основного положения, которое гласит, что субъектом преступления в международном праве является лишь суверенное государство, а не отдельные лица...». В заключение он отрицает Ваше право судить этих людей.
Начнем с того, что ни один из подсудимых не был тем «отдельным лицом», о котором говорит доктор Зейдль. Мы полагаем, что доказали наличие сотрудничества между ними и единодушия, подкрепленных действиями партии, которые существовали помимо связи между министрами и руководителями управлений, имеющейся во всех демократических странах. Заметим также, что совести претило бы сохранение безнаказанными людей, которые поставили на службу этому единому целому — «государству» свой ум и свою волю, чтобы использовать мощь и материальные возможности государства для того, чтобы, как это имеет место в данном случае, умерщвлять миллионы человеческих существ, проводя в жизнь задолго до этого преднамеренно задуманную преступную политику. Суверенность государства, которой прикрывались эти люди, была лишь маской. Снимите эту маску — за ней скрывается ответственность человека.
Господину Зейдлю это так же известно, как и нам. Но он утверждает: «Таково действующее международное право».
Какое уважение он проявляет к этому действующему праву, но сколь удивительно звучат в его устах следующие далее слова, когда он, спустя немного времени, рассматривает Гаагские конвенции 1907 года, которые, как мы заметим, не были денонсированы ни одним из подписавших их государств, даже Германией, и учтиво подчеркивает, что положения этих Конвенций, основанные на практике войн XIX века, не имеют силы в XX веке. Современные войны якобы решительно вышли за рамки, предусмотренные Гаагскими конвенциями.
Так он заявляет:
«Положения Гаагской конвенции, касающиеся ведения сухопутной войны, даже в самом широком их толковании, даже адаптируя их соответствующим образом, при данных обстоятельствах, неприемлемы для того, чтобы с их помощью сформулировать индивидуальную уголовную ответственность».
Итак, для доктора Зейдля международное право находится в статике, когда он полагает, что таким образом ему удастся извлечь из него благоприятные выводы, если же это право осуждает его подзащитного, он предпочитает считать, что такое право все еще находится в процессе эволюции.
Подобная диалектика, в интересах которой используются ложные умозаключения, создает видимость правдоподобия. Гос-подин Зейдль ловок в софистике, но он не сумеет убедить никого.
Едва ли можно говорить об иммунитете руководителей государства и их аппарата, если допустить, что этот иммунитет является субъектом положений и ограничительных норм обычного права, конвенций и международного права. Этот иммунитет становится нетерпимым с того момента, как они перестают считаться со всеми нормами и когда давление со стороны сознания мировой общественности порождает новое развитие в международном обычном праве с целью противостоять указанным явлениям. Я уже говорил об этом при завершении своего выступления в феврале; нет надобности вновь возвращаться к этим вопросам. Достаточно добавить, что Устав от 8 августа 1945 г., принявший во внимание работу различных комиссий по военным преступлениям, функционировавших с 1940 г. вплоть до капитуляции, подтвердил выводы француза г-на Лапраделя, являвшегося членом Комиссии по ответственности за войну, созданной в 1919 г. Подсудимые предстали перед Вами в результате деяний, совершенных ими от имени Германского государства. И если есть необходимость, чтобы закон подкрепил силу обычая, то Лондонский устав, составленный на основании обычного права, пребывающего в стадии формирования, обосновал тем самым правомерность проводимого нами расследования ответственности подсудимых за преступления, совершенные Германским государством. Фактически статья 6 Устава касается только преступлений, совершенных от имени государства.