Речи защитников создают впечатление, что большинство из них возлагает все надежды на сугубо юридические или псевдо-юридические доводы.
Многочисленные вопросы явились предметом дебатов. Существуют ли справедливые и несправедливые войны, войны оборонительные и войны агрессивные, существует ли мировое юридическое сознание, существует ли недвусмысленный критерий агрессии? Вот что волнует защиту, а не интерес к тому, как следует покарать тех, кто принимал участие в функционировании этого механизма уничтожения.
Когда защитники говорят о «действующем праве», то это они делают для того, чтобы отрицать право настоящего Трибунала на вынесение приговора. Доктор Ярайсс отрицает какой бы то ни было авторитет права «в том виде, в каком оно должно было бы пониматься в свете морали и прогресса». Все они забывают, что действующее право, то единственное право, на которое они ссылаются, является не только правом, которое провозглашают судьи в конкретном случае на процессе. Все они забывают, что предметом юридической науки являются законы в их эволюции. И в тех случаях, когда не существует писаных законов, то можно самое большее говорить о предшествующих традициях и исследовать, продолжают ли они обладать силой и можно ли на них ссылаться.
Но не будем далее останавливаться на этом. Мы сами можем внести путаницу в рассматриваемый вопрос.
Единственное деяние из числа тех, которые рассматривались на этом процессе, стоит над всеми прочими деяниями — это методическое и систематическое истребление людей, занимавших жизненное пространство, на которое зарилась Германия.
Конечно, совершались и другие преступления, но они являлись лишь средством для достижения определенной цели, о них стали говорить как об имеющих второстепенное значение, как о подсобных преступлениях — в такой мере основное преступление превосходило их по своему характеру.
Было бы целесообразно вникнуть в характер и масштабы этих зверств, серьезно установить, какую опасность они могут представлять для человечества, для того чтобы подыскать соответственно с этим и наказание.
ЗВЕРСТВА КАК ПРЕСТУПЛЕНИЯ, СОВЕРШЕННЫЕ ГОСУДАРСТВОМ
Преступление, совершенное этими людьми, не является простым. Мы это уже показали. Обычный преступник знает свою жертву, он ее видит. Он сам наносит ей удар, знает, какое действие этот удар оказывает. Даже если он является только соучастником, он достаточно тесно связан в моральном и психологическом отношении с главным виновником, чтобы разделять с ним в какой-то определенной мере его опасения и следить за реакцией, когда удар нанесен и жертва падает.
Геноцид, убийства или какое-либо другое преступление, совершенное государственным аппаратом, становится анонимным. Никто не несет главной ответственности, все ее разделяют: и тот, кто своим присутствием поддерживает аппарат, и тот, кто замышляет преступление, и тот, кто выражает желание, чтобы оно было совершено, точно так же, как и тот, кто издал приказ о его совершении. Что касается того лица, которое приводит в исполнение приказ, то он сам себе повторяет: «Приказ есть приказ» и выполняет свои обязанности палача.
Тот, кто принимает это решение, делает это без содрогания, он, может быть, и не представляет себе точно, конкретно все последствия, к которым приводят изданные им приказы. Только так следует толковать то оцепенение, которое овладело некоторыми подсудимыми в течение нескольких минут, когда демонстрировали фильм о концлагерях. Что касается тех, кто своим общим участием в деле партии и государства допускал совершение преступления, то у них было такое чувство, как будто они являются пассивными наблюдателями в действии, не имеющем к ним никакого отношения. При этом они считали, что им нечего бояться какого бы то ни было наказания.
Согласно германскому плану государство и партия сильны и полны решимости просуществовать тысячу лет. Они уничтожили правосудие.
Взятое в международном аспекте действующее право обеспечивает иммунитет привлечения к суду, по крайней мере, так полагают. Кроме того, не существует постоянной международной юрисдикции, которая была бы способна противостоять разбойничьим государствам. Что касается возможности военного поражения, то об этом никто не думал, так как они считали, что были приняты достаточные меры предосторожности. Примечательно к тому же то, что кульминационная точка в массовых убийствах — приказ, который явился причиной использования газовых камер, относится к тому времени, когда государство и весь режим были уверены в победе или еще не принимали всерьез предвестников поражения. Это действительно было идеальное анонимное преступление. Обстановка благоприятствовала тому, чтобы не последовало реакции. Факты показали, что ни один из этих людей не испытывал подлинного отвращения к этим обстоятельствам.