Единственное, что осталось неизменным с тех дней, – это пара озорных глаз, смотревших на нее из облупившегося зеркала; смотревших на нее так, будто вот-вот раздастся: «Хочешь поиграть со мной?», глаз, взгляд которых был глубоким, чувственным, жадным, мечтательным, стыдливым, надменным, веселым и живым; глаз, про которые было не понять, голубые они или зеленые.
Хюррем вытащила из ловко спрятанного в складках рукава кафтана кармана маленькое зеркало с короткой ручкой. В ее дворцовых покоях были всевозможные зеркала, ценность которых не могла бы сравниться с этим зеркальцем. Например, в казне хранилось усыпанное бриллиантами зеркало, которое султану Сулейману привезли из самой Индии. Было и венецианское зеркало, которое преподнес ей Хайреддин-паша, отобрав его из трофеев, захваченных во время сражения в Превезе. А это маленькое, не примечательное зеркальце, которое не было украшено ничем, кроме красных стекляшек, бледно смотрелось рядом с ними, но Хюррем все равно всегда носила его с собой. Потому что много лет назад ей подарил его молодой Фредерик.
Хотя в повозке было жарко, Хюррем Султан дрожала. Словно бы до нее донеслось холодное дыхание смерти. «Милый Фредерик», – пробормотала она. Перед глазами у нее стояло лицо юного сына польского купца. Она всегда помнила его таким, каким он был, когда они впервые встретились на базаре. Непокорные светлые волосы, падавшие на лоб, сияющие глаза, тонкий вздернутый нос, губы, которые никогда не покидала улыбка.
Если бы он знал, что произойдет, то наверняка проклял бы тот день, когда судьба свела их. Но ведь и Хюррем ничего не знала… Первый взгляд, крепкий поцелуй и разлука. Откуда она могла знать, где вновь пересечется ее путь с этими глазами и постоянно смеющимися губами? Фредерик ринулся к ней, как мотылек, который летит на огонь, сознавая, что умрет. Интересно, улыбался ли он во время встречи со смертью? Как бы Хюррем хотелось, чтобы так оно и было. Может быть, тогда боль от терзавшего ее душу греха стала бы легче.
Подняв зеркало, она долго смотрела на отражавшуюся в нем женщину. «Нет, та девочка не я», – вздохнула она. Пусть глаза все еще были красивы, пусть взгляд их по-прежнему был глубок, но больше не было в них ни веселья, ни радости, ни беззаботности взгляда той маленькой девочки. «Я – это не она, – пробормотала она. – Я Хюррем Султан».
Она никак не могла оторвать взгляд от зеркала. Если она Хюррем Султан, то что за женщина тогда смотрела на нее с блестящей поверхности стекла? «Кто ты?» – спросила она свое отражение.
Уже собираясь отвести взгляд от зеркала, Хюррем вновь услышала прежний голос: «Александра… иди сюда, доченька».
Голос звучал вновь и вновь: «Александра… Александра… Александра…»
Хюррем вздрогнула, будто пробудилась от ночного кошмара. Бросила зеркало на сиденье. «Нет, – сказала она, – я не Александра, меня зовут Хюррем. Я любимая жена султана Сулеймана, перед которым падают на колени ханы и короли, который свергает с тронов и дарует короны. Я мать нескольких шехзаде и одной принцессы».
Пот струился у нее по спине. Лоб горел. Повозка, которую везли шесть сильных лошадей, начала раскачиваться, словно от сильного ветра. Рессоры скрипели на каждой яме.
Вся ее жизнь прошла в том, чтобы удержаться за жизнь. О той Александре в какой-то момент жизни все позабыли. Все забыли ее. Она исчезла. Словно бы никогда не жила. Ей больше не хотелось еще раз быть забытой и исчезнуть. Теперь ей хотелось что-то оставить после себя, оставить какой-то след или имя… Таково было ее желание – не исчезнуть в небытии, когда однажды она уйдет из этого мира! Она не могла произнести слово «бессмертие», но вот не быть забытой… Да, все было в этом. Но возможно ли это? Кто знает, сколько бессонных ночей, сколько мучительных ночей она искала своим детским умом ответа на этот вопрос.
Хюррем, казалось, разгадала тайну. Чтобы не быть забытой, нужно быть сильной.
Вновь подняв зеркало, она посмотрела на отражавшуюся в нем женщину. «Какая разница, кем ты была вчера, сегодня ты императрица. Скоро на трон Османов взойдет твой сын. Свидетелями мне месяц и звезды, земля и небо, пророки Мухаммед и Иса, будет именно так, клянусь». Но все-таки что-то пошло не так. Императрица была безымянной. «У меня нет даже имени, – пробормотала она, яростно ударив кулаком по сиденью. – Хюррем ведь даже и не имя. Низкосортное прозвище. Вот и все. Я просто прозвище».
Хюррем обладала такой же силой и властью, как падишах самой великой империи, которую когда-либо видел мир, но не в государственных документах, ни в вакуфных[18] записях, ни в выполненных для нее на заказ рукописях поэтов не стояло ее имени. «Валиде, матушка шехзаде Баязид Хана», – так писали, когда речь шла о ней. Либо писали: «Мать шехзаде Мехмед Хана…» Вот и все. Императрица, только без короны и даже без имени!
18
Вакф – благотворительный фонд в мусульманской традиции. Как правило, вакфы создавались богатыми и знатными людьми для различной помощи беднякам.