– Чтобы успеть добежать до дому и написать свиток?
– Даже если он не обучен каллиграфии сам, у него подходящее изречение могло просто висеть дома, в его коллекции. А если он должен был его написать, то тем более. Мы не в древнем Китае, и у нас каллиграфы не гуляют по улицам с тушью и кисточками. А вот тебе ещё. У человека, повесившего на стенку свиток, должен быть ключ от лачуги мистера Чена. Значит, наш человек – сосед, родственник или близкий друг. Кому ещё ты бы доверил ключ от дома?
– Ты считаешь, что этот человек пришёл ночью и что-то искал среди книг?
– Он раскидал книги, но он ничего в них не искал!
– Как: не искал?
– Он просто забрал назад свой свиток. Он знает, что один полицейский был на месте, когда изречение на стенке ещё не висело. Если просто забрать один-единственный предмет, может быть заметно. Значит, надо устроить большой беспорядок. Ломать стулья и бить посуду нельзя – соседи услышать могут. А раскидать книги – в самый раз.
– А оставить свиток как есть он, по-твоему, не мог? Если бы не наша Шерлок-на-колёсиках, Тань бы ничего не вспомнил!
– Не знаю. Я не ясновидящая. Вполне возможно, что наш каллиграф боялся, что несколько позже свиток увидят соседи. Или скажем ценители искусства из «Клуба Каллиграфии». Представляешь, приходит к тебе некий пожилой китаец, и заявляет: «А Вы знаете, депьюти, тот свиток на стене! Очень похоже на руку нашего мистера Ли! Вот такую закорючку только он и может нарисовать.» А ты тут же подумаешь про себя: «А не поговорить ли мне ещё разик с мистером Ли из Пятого Китайского?»
– Ты мистера Ли просто для примера сюда вставила, или ты подозреваешь его в убийстве?
– Мистер Ли – не убийца. Но после того, как я съездила на место, а ты мне всё рассказал, я больше не подозреваю. Я знаю, кто убийца, и куда делось тело.
– Знаешь?
– Сто процентов. Опять из моей любимой книжки. «Отбросьте невозможное, и то, что осталось, какое бы невероятное оно ни было, – и есть правда.»
– Ну, ты даёшь! Просвещай!
– Тело спрятал мистер Ли. У себя в лачуге. А к завтрашнему утру – это тело окажется в оросительной канаве.
– Так. Соблаговолите объяснить почему.
– Помнишь, вчера у нас было три варианта исчезновения трупа?
– Не три, а пять. Ещё гипноз с цветными грибочками и летающая тарелка с зелёными человечками.
– Не паясничай. Так вот. Я сегодня покаталась по Пятому Кварталу и поняла, что вчера меня подвёл стереотип мышления.
– Что ещё за стереотип такой?
– А такой. Я ставила себя на место преступника. Что бы я делала с трупом. В нашем доме, вот тут. А в нашем квартале – тропинки между лачугами широкие и прямые. Наш квартал – «старый», чуть ли не при Обаме строить начали. Тогда, после Обвала, на всякий случай оставили много места. Для автомобилей, которые так и не вернулись, но это неважно. Главное, у нас тропинки прямые, и всё видно из конца в конец. А Пятый Китайский начали строить три или четыре года назад. Там тропинки узкие и кривые. В некоторых местах и инвалидное кресло едва проходит.
– Я понял, что ты имеешь в виду. Четвёртый вариант – это перебросить тело в соседнюю лачугу.
– Именно так. Если тащить труп днём, в нашем-то квартале номер не пройдёт, а вот в Пятом Китайском — запросто. Если действовать быстро, решительно и вдвоём, вероятность, что другие увидят – невелика.
– Почему именно: вдвоём?
– Мистер Ли и мистер Чен. Двое. Хотя тут я могу ошибаться. Мог быть и кто-то третий. Однако, это менее вероятно.
– Значит, всё-таки Виктор Чен убил отца?
– Да нет же! Я не сказала: «Виктор Чен» и не сказала: «отца». Слушай. Хотя нет. Сначала поставь-ка ещё кофе и принеси из дому печенье. И пообещай мне помыть котелок. Я же тебе приготовила кролика.
– Вымогательница! Ты допрыгаешься, заведу на тебя дело, – Я подчиняюсь и запускаю примус.
– Котелок моешь?
– Да. Слово полицейского.
– По рукам, депьюти. Дело было так, дорогой Уотсон. Мистер Чен-старший приходит домой и обнаруживает там своего двойника.
Я хохочу так, что соседка высовывается из окошка своей лачуги и неодобрительно качает головой. У нас в Квартале есть и такое Правило: после наступления темноты вести себя тихо.