Даже будучи в сопровождении местного сержанта, на проходной у ворот пришлось предъявить охранникам бэдж ФБР. Свалку охраняли очень строго. Просто так никто не имел права сюда приходить. Хочешь разрабатывать мусор - купи лицензию. Однако все знали более удобный способ преодоления будки с охранниками. Бумажка в пять долларов служила пропуском ребенку, а десятка - взрослому. Другое дело, что если прийти сюда самому, без «артели,» поразбирать мусор удастся недолго. Территория свалки давно поделена между артелями мусорщиков, а самозванцам запросто дают по шее и отправляют восвояси.
Последний раз Марк был «на Куче» лет шесть или семь лет назад. Тогда ФБР позвали на место преступления: мусорщики обнаружили свежий труп мужчины с явными признаками странгуляции и сочли за лучшее вызвать Полицию. Труп принадлежал главе крупной преступной группировки, и ФБР поэтому оказалось в эпицентре событий. Марк был уверен, что «на Куче» только один труп из пяти вообще удостаивался чести вызова Полиции и какого-либо расследования. Большинство «находок» мусорщики тихо закапывали. Полиция огородит место преступления на пол-дня, тогда где работать? Шесть лет назад, «Куча» была еще кучей в полном смысле этого слова. До «Обвала,» бытовало даже мнение, что полигон дороги Маккарти был самой высокой точкой плоского как стол Хьюстона. Теперь, свалка была изрыта ямами и траншеями и более всего напоминала швейцарский сыр. Некоторые ямы уходили вглубь напластований мусора так глубоко, что мусорщиков спускали туда на веревках, как в какую-нибудь шахту.
Работников полигона дороги Маккарти называли по-разному: «мусорщики,» «старьевщики,» «переборщики отходов.» А лучше было бы их назвать «горными инженерами» или «шахтерами.» То, что происходило сейчас на полигоне, было добычей полезных ископаемых, в полном смысле этого слова. В течение примерно ста лет, город Хьюстон и его города-спутники слой за слоем оставляли тут свой мусор. Как за миллионы лет гнилое бревно превращается в уголь, так и этот мусор после «Обвала» превратился в полезное ископаемое, которое можно было добывать и использовать. И, как всякое месторождение полезных ископаемых, мусор должен был когда-нибудь кончиться. Точно так же, как этот проклятый сланцевый газ, о котором давеча рассказывал Фредерик. Интересно, что будет с нами, когда «на Куче» закончится мусор, подумал Марк. Наверное этот самый «Нулевой Год» настанет, как в книжке про Пол-Потовскую Кампучию.
«Я должен дать Вам краткий инструктаж по Технике Безопасности, сэр,» - сказал Родриго. «Вы предпочитаете полную официальную версию, или неофициально - одним предложением?»
«Неофициальной версии будет достаточно, сержант,» - ответил Марк. Головная боль и так сводила его с ума, не хватало еще и инструктажей по ТБ.
«Ладненько. Короткая версия звучит так: если хотите остаться живым, глядите под ноги и не теряйте бдительности.»
«Я и без инструктажей гляжу. Правду говоря, тут у вас страшновато ходить.»
«Вы совершенно правы, сэр. Я сам немного побаиваюсь. Каждый день какое-нибудь дерьмо происходит. Вот вчера, типа, было воскресенье, наполовину выходной, работников поменьше, чем обычно. Тем не менее, случилось два происшествия. Одного парня откопали живым. Там был обвал траншеи. Он сломал себе ногу, но это, считай, повезло. А на северной стороне, там - полное дерьмо. Бабу засосало в гниль-яму. Насмерть, ясный пень. Гниль-яма- это конец сразу.»
«Что за гниль-яма?»
«А это так у нас называют. Там, на северной стороне, вываливали просроченные продукты из супермаркетов. Целыми мусорными контейнерами привозили. По пять тысяч фунтов [ 79 ], представляете себе? Кто бы сейчас выбросил пять тысяч фунтов вполне съедобной жратвы? Во, до «Обвала» была жизнь! Ну вот, из этих продуктов за двадцать или тридцать лет образовались под землей такие как бы гнойники. Сверху, вроде, пласты твердого мусора, а под ними - карман с жижей. Вода из гниль-ямплохо вытекает. Это потому, что все продукты были тогда в пластиковой пленке. Ну вот. Если в гниль-ямупровалился - это все. Засасывает моментально, как в болото. И еще, бывает, - булькнет метаном пополам с сероводородом. У мусорщиков правило такое есть: если за пятнадцать секунд из гниль-ямыне вытащили человека, все, можно дальше не беспокоиться. Даже тело не достают. Вы не поверите, гниль-ямачеловека как бы переваривает. Три дня, ну, максимум, неделя - и остается только скелет.»
Марк прикинул в уме размеры полигона. Получалось не меньше квадратной мили [ 80 ]. Да, тут придется походить, причем учитывая все эти траншеи, гниль-ямыи еще черт знает что, поиски Жасмин могут затянуться до вечера, даже и без посещения мастерских. Он был слишком оптимистичен, когда сказал Киму что отыщет девушку за пару часов. Кроме размера, «Куча» поражала бурной деятельностью. Наверное, с высоты птичьего полета полигон выглядел, как муравейник. Двадцать тысяч человек, вспомнил Марк давешний разговор с сыном. И это только на самой «Куче.» Еще, наверное тысяч десять кормится в этих бесконечных перерабатывающих мастерских. Плюс тысячи две кандидатов в мусорщики ждут своей очереди на «Бирже» через дорогу.
У Марка не было фотографии Жасмин Хобсон. Сначала он не слишком беспокоился по этому поводу, думая, что бельмо на глазу и следы химических ожогов на ее лице сделают поиск достаточно простым делом. Оказалось наоборот. Каждый раз, когда Марк пытался спросить кого-то из мусорщиков, не знают ли они девочки-подростка со шрамиками от ожогов, все отрицательно качали головами. Родриго объяснил извиняющимся тоном, что работники тут очень не любили, когда кто-то из Полиции упоминал несчастные случаи на производстве. Однажды вы скажете Полиции что-то, что полицейским знать совершенно не стоит, и наживете себе смертельного врага в лице хозяина какой-нибудь перерабатывающей мастерской. Сержант сказал, что на свалке куда проще полагаться на свои собственные ноги и глаза, а не тратить время на вопросы. Кроме всего прочего, Родриго припоминал, что несколько раз видел «на Куче» девушку с бельмом от ожога. Если видел раньше, почему бы не обнаружить ее снова?
К обеду они обошли менее половины полигона. Марк совершенно вымотался. К головной боли от выпитого вчера алкоголя теперь добавилась головная боль от специфического запаха свалки. Каждый компонент сам по себе, вроде, ничего: запах дыма от костров, запах прелых листьев, запахи машинного масла, гнилой древесины, и так далее. А вместе - получался отвратительный «букет.» Похоже, вся его одежда пропиталась этим запахом. От мелкого дождя рубашка стала влажной и неприятно царапала кожу, а его полуботинки и брюки до колена были покрыты толстым слоем жирной, глинистой грязи. Он пожалел, что оделся, как для офиса. Теперь Мэри будет жаловаться, что он совершенно не бережет одежду, и надо делать внеочередную стирку. Кроме всего прочего, во рту у Марка было сухо, как в пустыне, но он не мог заставить себя пить. Стоило взять в рот глоток воды, и от запаха, а также от самого вида отбросов его буквально выворачивало наизнанку.
Как они вообще тут работают? Привыкли? Хотя нет, к такому вряд ли можно привыкнуть. Интересный «разрыв поколений» получается, подумал Марк. Мусорщики постарше, скажем, того же возраста, что и Марк, были одеты в длинные брюки, куртки с длинными рукавами, у многих были резиновые сапоги или грубые ботинки. Почти все имели на руках перчатки, а у некоторых рот и нос прикрывала тряпичная маска. Притом, по их лицам было заметно, что им ни обстановка, ни запах «на Куче» откровенно не нравятся. Конечно, до «Обвала» у них была совсем другая работа. Юристы, финансисты, менеджеры... Как мама депьюти Кима, которая переквалифицировалась из финансового аудитора в мусорщицу. Да даже если кто-то и не был раньше «белым воротничком,» заполнять полки в супермаркетах или крутить гайки в авторемонтной мастерской - это все равно работа почище, чем здесь.
А вот мусорщики помоложе, те, кому не было двадцати, у них никакого отвращения на лицах не наблюдалось. Вот девушка отпустила шутку про парня и, звонко засмеявшись, бросилась убегать, разбрызгивая босыми ногами грязные лужицы. Парень погнался было за ней, но запнулся «вьетнамкой» и чуть не упал, вызвав взрыв смеха среди остальных мусорщиков. Он комично запрыгал на одной ноге, освобождаясь от второй «вьетнамки,» но гнаться за девушкой уже передумал. Она и сама спускалась с кучи мусора, чтобы возобновить работу. Несмотря на испортившуюся погоду, многие молодые люди работали полуголыми, даже девушки. Странноватый рабочий костюм, состоявший из грубых армейских брюк снизу, и лифчика от бикини сверху был довольно обычным делом. Рабочей обуви тоже не было и в помине; большинство молодых людей обходилось парой «вьетнамок» с подошвами из старых покрышек, а многие вообще предпочитали работать босиком. Почти что все перебирали мусор голыми руками. Резиновые перчатки были у каждого третьего, но обычно их носили за поясом, а не на руках. Они надевали резиновые перчатки только если в мусоре обнаруживалось что-то действительно опасное - аккумуляторная батарея или металлическая стружка. Конечно, это были те, кто родились уже после «Обвала» или за несколько лет до него. Они просто не видели ничего другого в жизни. Для них свалка была нормой. Пусть не самым приятным местом, но достаточно годным.
А на свалке уже подрастает третье поколение. Вот две женщины, присев на какие-то строительные обломки, кормят грудью малышей. Одной из них, наверное, шестнадцать. Вторая чуть постарше; у ее ног, сидя прямо в луже, лепит куличики из грязи совершенно голый двухлетний карапуз. Вот он откопал в грязи ржавую пробку от «Кока-Колы» и торжественно вручает ее мамаше. Та, улыбаясь сыну, отправляет находку в свою корзину. Да, для этих малышей свалка - дом родной. Где еще можно так хорошо посидеть в грязной луже и откопать такую великолепную пробочку? Марк даже слышал, что беременные женщины здесь работают, что называется, «до последнего» и рожают прямо на кучах мусора.
«И как им не противно ходить по этой гадости без сапог?» - не то спросил, не то констатировал факт Марк. Толстяк Родриго был из поколения промежуточного между бывшими «белыми воротничками» и двадцатилетними. Одет он был с комфортом: на ногах резиновые сапоги, на плечах - пластиковая накидка от дождя. Запах помойки на него не действовал совершенно. Когда подошло время обеда, он купил у разносчицы пару буррито [ 81 ]и принялся их уплетать на ходу.
«Без сапог? Да нет, а почему должно быть противно?» - удивился вопросу сержант, задержав свой надкушенный буррито перед ртом. По-видимому, вопрос о сапогах и мусоре никогда его не занимал.
«Ну, не противно, а, скажем, опасно. Всякие инфекции? В мусоре, неверное, и шприцы старые попадаются, и все такое.» Марк уже как-то смирился с тем, что его младшие везде бегают босиком, но не по свалке же?
«Да нет, это не так опасно, как кажется на первый взгляд. Некоторые мусорщики даже утверждают, что босиком «на Куче» безопасней. Меньше шанс куда-нибудь провалиться. Типа, если ты босиком, ноги чувствуют, что земля пружинит, все такое. Я, честно говоря, полагаю, что это сказки. Однако, ходить тут босиком вряд ли опаснее, чем в городе. Я, бывает, и сам так хожу. Сегодня, вот, легко было угадать погоду - надел сапоги. А летом, бывает, с утра сухо, придешь в сандалиях, а к обеду соберется такая гроза! Бах, и грязь по колено. Или наоборот, с утра дождь, придешь в сапогах, а к обеду - солнышко, и за девяносто градусов [ 82 ]. Если до конца дня в резиновых сапогах проходишь - к вечеру останешься без ног. И так, и этак, поневоле приходится разуваться. Хотя, я стараюсь на службе босой не ходить. Авторитет Полиции, знаете ли.»
«Никогда не поверю, что тут безопасно ходить без обуви.» Сегодня утром, у Марка случился почти идентичный разговор с Самантой. После обязательного утреннего похода на Шелдон-Рез за водой (эту обязанность дети традиционно выполняли босиком, и Марк не возражал - по крайней мере, большене возражал,) Саманта запрыгнула на трехколесный грузовой велосипед, чтобы ехать «на Кучу.» «И куда это ты собралась в таком виде, Саманта? «На Кучу?!» Без сапог???» - закричала Мэри. Далее последовала «война авторитетов.» Марк сражался на стороне Мэри, повторяя те же самые доводы, что он только что представил Родриго. Хотя на заводике Фредерика Штольца было, вероятнее всего, не так опасно, как на самой «Куче,» опасные отходы можно было встретить повсеместно. В конце концов, это же был химическийзавод! Разве у них нет правил Техники Безопасности, как положено на химических заводах?! Наконец, в переговорах был достигнут компромисс. Да, Саманта будет делать то же самое, что Майк делал до нее: она прицепит резиновые сапоги под сиденьем велосипеда и обуется в них на по прибытии на завод. Марк отметил, что помимо резиновых сапог под сиденьем, Майк еще всегда обувал свои шлепанцы на время езды от дома до свалки. На это Саманта просто махнула рукой: Майк всегда был таким неженкой, заявила она, а я - не-неженка. Словечко из лексикона «Кучи» немного развеселило Марка. В конце-концов, резиновые сапоги перекочевали из угла гаража на крючок под сиденьем, и Саманта отправились на работу, как и подобает настоящей не-неженке, то есть налегая на педали велосипеда своими привычными босыми подошвами.