Йойо вернулся через четыре дня, и я, наконец, смог спокойно уснуть под веселую болтовню и непрерывные песни ночных гостей, закативших по случаю возвращения кумира настоящий праздник. Я не хотел засыпать, но сам не заметил, как это случилось. Просто закрыл глаза, а когда открыл их, было уже утро, и пора было вставать.
Это оказалось не последнее исчезновение Йойо. Перед тем как уйти, он делался особенно задумчивым, как-то тускнел и подолгу молчал. В свои путешествия он всегда уходил в одиночку. Однажды, после возвращения от него пахло морем, так сильно, что мне показалось, я даже слышу крики чаек и шум прибоя. Иногда он рассказывал что-нибудь из своих приключений, делился впечатлениями. Но сколько я не просил его взять меня с собой, не соглашался.
— Нет, Бемби, — говорил он мягко, но решительно. — Постижение мира процесс интимный. Ты уж прости, малыш.
Правда, однажды он все же пообещал, что мы отправимся в путь вместе. В очень долгое и далекое путешествие, сказал он.
— Куда? — спросил я, не особенно надеясь на ответ. Мне показалось, что он сказал это, только чтобы отвязаться. Но Йойо совершенно серьезно ответил:
— Не знаю пока, Бемби. Это ты сам решишь. Но думаю, что ты сумеешь выбрать правильное место.
— Я бы хотел к морю.
Почему мне хотелось именно к морю, я не мог сказать точно. Может потому, что оно было далеким как мечта и в моем представлении таким же прекрасным. И я почему-то поверил Йойо, как бы невероятно не звучало его обещание.
— Думаю, там будет море, — сказал он задумчиво, — целый океан. Ты только представь огромный голубой океан весь пронизанный солнечными лучами, с белыми барашками на бурунах, и другими удивительными вещами.
— Вот здорово!
Я уже начал мечтать, но тут Йойо добавил:
— Правда, это будет не скоро, Бемби, очень не скоро.
— Жаль, — я вздохнул, а Йойо засмеялся так, словно я сказал что-то очень забавное или как-то особенно удачно пошутил.
Глава 17 Днюха
В день моего семнадцатилетия выпал первый снег. Он как праздничная скатерть накрыл землю, наполнив воздух белым матовым сиянием. Стряхнув с себя осенний тлен, парк посвежел. Снежное покрывало спрятало последние следы увядания, и казалось чистой страницей, на которой можно было заново писать историю года. Он выпал ночью, и, когда разошлись приятели Йойо, я еще долго любовался притихшим, побелевшим парком, деревьями, словно облитыми сахарной глазурью, неслышно кружащими в воздухе крупными снежными хлопьями. А проснулся от того, что кто-то, осторожно стащив с моей головы одеяло, стал энергично тереть мне щеки чем-то очень холодным. Сдержанное хихиканье перешло в громкий заливистый смех, когда, подскочив и ошалело моргая, я пытался сообразить, что происходит.
— Вот черт, Птица, — только и смог сказать, разглядев перед собой ее сияющее лицо. — Что это было?
— Хватит спать, засоня! — хулиганка сгребла рыхлые комки снега с моей подушки и скатала из них небольшой комок, который со смешком вложила мне в руку. — С днем рожденья! Нам надоело ждать, когда ты проснешься!
В окно лился яркий дневной свет. Я смущенно потянулся за рубашкой и, заметив стоявшую в дверях, Елку, едва не застонал от чувства неловкости и досады на Йойо. Ну что ему стоило меня раньше разбудить! Сам-то одетый сидит, ухмыляется, свежий и бодрый как молодой огурчик на грядке. Хоть бы уж не пускал тогда этих подружек-хохотушек!
— Можно я хоть оденусь. — Подтянув повыше одеяло, прикрылся рубашкой в надежде, что они застесняются и уйдут, поняв, наконец, всю безнадежность моего положения. Не мог же я перед ними, так скажем, в неглиже предстать.
— Ну, конечно, — милостиво разрешила Птица, словно и не замечая моих отчаянных взглядов и полыхающего лица. — И оденься, и причешись.
Она запустила пальцы мне в волосы и взлохматила их еще больше под пристальными взглядами всей компании, на мгновение, лишив дара речи.
— А потом мы будем дергать тебя за уши, пока они не станут большими как у слоненка.
— Тогда вам придется подождать до моего столетия, а пока лимит — семнадцать, — просипел я, стараясь придать лицу максимальную строгость, и умоляюще взглянув на Йойо.
— Подождем, недолго осталось.
Они обе прыснули и не сдвинулись с места, продолжая смотреть на меня во все глаза, так, словно я представлял из себя какое-то особенно замечательное зрелище, вроде новогодней елки или майского шеста. Путаясь в рукавах, натянул рубашку прямо на влажную от снега футболку и снова беспомощно посмотрел на ухмылявшегося Йойо. Он откровенно забавлялся, даже не думая помочь. Тоже мне друг! Пришлось действовать самому:
— Девчонки, может, вы все же выйдете. А то, как бы, не комильфо немного.
Они снова расхохотались. У них было очень хорошее настроение.
— Ой, Хьюстон, какой ты смешной, — Птица, наконец, встала с кровати, взяла висевшее на спинке полотенце и как маленькому ребенку заботливо вытерла мне лицо и шею, — у тебя двадцать минут.
Когда дверь за ними закрылась, я шумно перевел дух и с упреком посмотрел на Йойо:
— Как они узнали?
Вместо ответа он лишь загадочно улыбнулся и напомнил: время пошло. Я поспешно оделся и помчался умываться. Вернувшись, застал всю компанию снова в сборе. На столе дымился в кружках чай, распространяя по комнате аромат каких-то трав, на тарелках лежали куски пирога с повидлом, бутерброды с колбасой и сыром. А в центре, глаза у меня изумленно полезли на лоб, красовалась бутылка недешевого шампанского, известной марки.
— Это тебе от меня, — потупив глаза, с напускной скромностью сказал Йойо, довольно ухмыляясь. — И от друзей.
Ночные гости постарались, догадался я и чуть не прослезился от умиления:
— С ума можно сойти, мне это снится!
— А пирог от нас с Птицей, — засмеялась Елка.
— Еще скажите, что сами пекли, — добродушно поддел ее Йойо.
Я сел на свободный стул рядом с Птицей, и все мы уставились на Йойо. Он нас правильно понял:
— Ну что ж дети мои…
— Эээ, стой, Йойо… — спохватился я, все стаканы были заняты чаем.
— Сейчас, — Елка вскочила, и быстро слила ароматную жидкость из посудин обратно в большую банку с кипятком, стоявшую на тумбочке и предусмотрительно накрытую полотенцем. — Вот теперь порядок!
Йойо принялся возиться с пробкой, сосредоточенно раскручивая серебристую проволоку, а мы застыли в напряженном ожидании. Его накал достиг предела, когда почти одновременно произошли два события, заставившие мое сердце совершить кульбит к самому горлу. С громким шипением и финальным хлопком стартанула к потолку пробка, и Птица, вскрикнув от неожиданности, уткнулась мне лицом в плечо. Йойо разлил вино в сдвинутые кружки. Оно было немного теплым, терпким, необыкновенно вкусным и слегка пощипывало язык. Глаза у Птицы заблестели, а на обычно бледных щеках проступил нежно-розовый румянец. С пирогом и прочей снедью расправились быстро, после шампанского, дошла очередь и до чая. Он снял легкий хмель, круживший голову, но оставил радостное, приподнятое настроение. Йойо против обыкновения не терзал нас своими сюрреалистическими увертюрами, а пел простые, приятные песни, перемежая их, как настоящий конферансье, шутками и прибаутками. Причем делал это на пару с Елкой, у которой внезапно обнаружился очень даже неплохой, хоть и немного слабый голос. Они так здорово спелись, что мы отбили ладони аплодируя им. В общем, было очень весело. Потом Елка, нагрузив Йойо грязной посудой, утащила его в умывалку, чистить чашки. Наш супергитарист немного поворчал, но, как мне показалось, пошел охотно. Они вовсю пикировались, стараясь половчее поддеть друг друга, и получали от этого истинное наслаждение. Это было больше похоже на флирт, чем на перепалку, и я засомневался, а так ли уж неуязвим для женского обаяния наш виртуоз.