Выбрать главу

То раньше было, когда они всегда вместе были и друг за друга — горой. А сейчас Старший будто и не брат вовсе, а чужой человек. А потом и вовсе беда случилась. Исчез однажды Старший. Как обычно, спрятался от брата и нет его нигде. Вот уже ночь подошла, родители забеспокоились.

— Как же так, говорят, что ты не знаешь, где твой брат? Вы же все время вместе. Не мог он уйти ничего тебе не сказав.

Хотел он ответить, что уж давно они не вместе. Да не стал, чтобы еще хуже родителей не расстроить. В свою комнату побежал, чтобы слез его никто не видел. Прибежал, дверь распахнул, да так и замер. Сидит на его кровати брат и смотрит на него так, словно и не видит. Охнул Младший, кинулся к нему, за руку схватил и чуть не отдернул. Рука у брата была такой ледяной, что обжигала холодом. Так что у Младшего самого, пальцы заледенели сразу. Стал он брата по имени звать, руки ему греть. А брат сидит не шевелится, не моргает даже и молчит. Испугался тут Младший не на шутку. Бросился он к родителям сам не свой. Отец с матерью как увидели своего старшего, тут же за врачом послали и той же ночью увезли брата в больницу. А Младшего впопыхах дома оставили. Когда у него слезы кончились, стал он по комнатам бродить. Не сиделось ему на месте, все о брате думал, так что не замечал куда шел. Только вдруг увидел, что стоит перед зеркалом, и оно вроде как светится немного. Протянул он руку по привычке, думал опять на стекло наткнется. А рука возьми да исчезни! Ох и застучало сердце у Младшего! Ох и забилось, затрепыхалось словно птичка в силках. Не стал он больше ждать — шагнул за раму и оказался в прежней темноте, уютной и теплой. Посмотрел вокруг, позвал сначала тихо, а потом все громче и громче:

— Светлячок! Светлячок, где ты!

— Да здесь же я! Чего ты кричишь! Вылечил горло?

Обернулся он и увидел здешнюю девчонку. Смотрит на него как ни в чем не бывало и светится. А глаза еще ярче, еще голубей стали. И тоже сияют. Обрадовался он. Так обрадовался, что опять поздороваться забыл. А девчонка снова не обиделась, первая поздоровалась.

— Ну, здравствуй. Что с тобой? Ты как будто расстроен чем?

Рассказал ей Младший какая у них беда приключилась. Вздохнула девочка тяжело и говорит ему:

— Не помогут твоему брату никакие врачи. Только зря время потеряют. Не болезнь у него и не вылечить его никакими лекарствами. Плохо дело, очень плохо.

— Да что ты такое говоришь, — похолодел Младший от страха. — Если знаешь, что с ним приключилось, отчего он замерз вдруг, так скажи мне, Светлячок. Ведь он мой брат и я жить без него не могу.

Посмотрела на него девочка грустно-грустно и говорит:

— Брату твоему помочь очень трудно. Да, наверное, почти и невозможно. Он в плену у того, кто никогда не видел солнца. Он не отдаст его так просто. Ни за что не отдаст.

— Да кто же это такой! В каком плену? И как это случилось?

— Пойдем, — сказала девочка. — Я тебе расскажу.

Взяла она Младшего за руку и повела за собой. И чем дольше они шли, тем светлее вокруг делалось. Не как днем, а как звездной ночью. Так что разглядел Младший и траву под ногами и какие-то камни да кусты по сторонам. Даже показалось домишки вдали окнами засветились. А впереди две узкие полосы заблестели, как два серебряных, тонких луча, длинные-предлинные. Не лучи это оказались, а рельсы. Пошли они дальше вдоль рельс, пока не пришли к остановке. Скамейка и сверху навес от дождя и солнца. Только показалось Младшему, что не светит здесь солнце вовсе. Сели они с девочкой на скамейку, и стала она рассказывать.

— Брат твой хоть и похож на тебя как близнец, но совсем не такой как ты родился. Не такой особенный. А обычный, хоть и совсем неплохой мальчишка. Почему так вышло, я не знаю. Только если ты — особенный, то Зазеркалье для тебя дверь, а если обычный — то ловушка. Ведь здесь все правда и все ложь. И понять это может только тот, кому дано. И только такой как ты здесь туда, куда надо попадает и в свое время. А если обычный человек, и не в свое время, то его встречает, тот, кто никогда не видел солнца, разговор заводит, обещает все, что хочешь исполнить. Но нельзя его слушать. Ни за что нельзя. Потому что, ничего он не может дать, совсем ничего, только мрак и холод. Ведь он никто. Без имени, без лица, без души. А вот забрать может. То, что у тебя есть, твою жизнь, твою душу, твое время. Ему нужен кто-то, чтобы заполнить свою пустоту. Она томит его как голод, как жажда, которые никогда не проходят. Только не голод это и не жажда, а тьма и злоба. Если его долго слушать, то начнешь соглашаться с тем, что он говорит, а потом сделаешь все, что он скажет. А потом ты исчезнешь и будет вместо тебя тот, другой. И будет жить твоей жизнью, сея вокруг себя мрак и холод.

— Неужели теперь уже поздно? — закрыл Младший лицо руками и заплакал.

— Почти, но не совсем. А может и совсем. Смотря что, ты для брата готов сделать, чтобы вернуть его, чтобы спасти.

— Все что нужно. Даже жизнь отдам, с радостью, — сказал Младший горячо. И слезы его тут же высохли. — Говори, что мне нужно сделать, Светлячок! Ведь, ты знаешь. И я ничего не боюсь, никаких испытаний, ни смерти, ни холода.

Посмотрела на него девочка и заблестели у нее слезы на глазах.

— Нет, не жизнью ты своей пожертвуешь. Она у тебя долгая будет, очень долгая. А счастьем. Таким огромным счастьем какое редко кому выпадает. С этим ты справишься?

— Счастьем? — растерялся Младший. — Что еще за счастье? Да никакого мне счастья не нужно, если я брата потеряю. В нем все мое счастье.

Тут откуда-то издалека послышался звук, как если бы где затрезвонил трамвай. Девочка встала со скамейки, положила Младшему руки на плечи и сказала:

— Оглянись вокруг. Видишь эти валуны? Это те, кого забрал тот, кто никогда не видел солнца. Они стали камнями, холодными, ничего не чувствующими, ко всему равнодушными. И останутся такими навсегда. Навсегда. Запомни это. А теперь прощай.

— Постой! Ты не сказала, что мне делать, как мне спасти брата? И почему прощай, разве мы не встретимся больше, Светлячок? Постой же не уходи. Еще хоть минуту побудь со мной.

Но девочка уже очертила в воздухе серебристый овал и прежде, чем шагнуть в него и исчезнуть, сказала печально:

— Ты сам все поймешь. А сейчас жди, он уже близко.

— Близко? — пробормотал Младший. — Кто близко? Тот, кто забрал брата?

Но ему никто не ответил. Только послышался прежний звон и вскоре вдали на рельсах показался крохотный мерцающий огонек, который все рос и рос, пока не стал большим и ярким фонарем, освещавшим путь трамвайному вагону. Заскрежетав, весь красно-золотой, трамвай остановился, дверь открылась и со стороны вагоновожатого послышался хрипловатый мужской голос.

— Граждане пассажиры проходите в салон, не толпитесь у дверей, не задерживайте движение. Следующая остановка конечная.

Младший посмотрел по сторонам, но кроме него никого вокруг не было, никаких других пассажиров. Тогда он зашел в трамвай, и, хотя вагон был совершенно пустым, не стал задерживаться в дверях. А прошел в середину салона, чтобы не расстраивать вагоновожатого, и сел на сиденье. Он все-таки был хоть и озорным, но очень воспитанным и вежливым мальчиком. Только вот со светящейся девочкой почему-то всегда забывал поздороваться. На потолке тускло горела одна-единственная лампочка. Когда трамвай тронулся, она тревожно замигала, но не погасла. Стекол в окнах трамвая не было и теплый ночной воздух приятно обдувал лицо Младшего, хотя и немного резал глаза. Трамвай негромко постукивал на стыках, покачивался и периодически трезвонил. Младший смотрел в окно и думал о брате и девочке, Светлячке. И хотя очень тревожился за брата, не мог сказать точно, о ком из них он думал больше. Трамвай замедлил движение. Валуны, мелькавшие в отдалении за окном, приблизились и теперь Младший если бы захотел, мог дотянуться до них рукой. Он даже разглядел, что многие из камней, вблизи очень похожие на старые могильные камни, словно сединой были подернуты инеем, хотя он никакого холода не ощущал. Трамвай остановился и Младший встал, чтобы выйти. Но дверь оставалась закрытой, и он снова выглянул в окно. Трамвай стоял на узкой полосе земли, которая, выдаваясь далеко вперед, нависала над краем бездонной пропасти. Там же, над краем, как будто обрезанные острым ножом, заканчивались рельсы

— Эй, — позвал он вагоновожатого. — Это конечная? Я могу выйти?