– Конечно, – сказал я с готовностью, – при условии, что ты не будешь худеть. И если мама разрешит. О’кей? Как-нибудь потом, ладно?
– Ты прикольный, – заявил этот ребенок и первый раз за все время улыбнулся. – На меня мама тоже иногда накидывается.
– Не говори так, это нехорошо.
– Это ты так сказал. Что мама на тебя накинулась.
Да, у меня могут быть проблемы. Над быть внимательнее к словам.
– Я так сказал, потому что считаю тебя взрослым человеком, который понимает, что так нельзя говорить о маме. О’кей? Это будет наш секрет, – я защищался как мог. – И ты не будешь ведь так говорить, да? О’кей?
– О’кей, черепашка, – кивнула она и протянула руку, как будто хотела дать мне пять. Я дал ей пять в ответ, и мы стукнули ладошками как равные. Я был мокрый, как мышь под метлой.
Маленькая женщина соблаговолила закончить беседу.
– Можешь идти.
Я поднялся.
– Твой слоник! – она догнала меня в дверях. – Мама, я дала Иеремиашу слоника на счастье! И я не толстая!
– Вот и хорошо, милая, – ответила Кристина и наградила меня значительным взглядом. Аня прижалась к ней, и только тогда взгляд Крыси смягчился и в нем появилось что-то похожее на «спасибо».
Я вернулся к себе и без сил прислонился спиной к двери. И вспомнил про рис.
Влетел в кухню и… оказалось, что как раз вовремя. В жизни он так не получался! Рассыпчатый, мягкий, пышный… я вывалил в него свининку по-китайски – и у меня получилось блюдо на любое количество персон.
И тогда зазвонил домофон.
Ко мне пришел первый гость.
На самом деле этот день рождения удался на славу. Если не считать поздравлений от зиготы, подарков от полицейских и слоника от юной подружки.
Первым гостем оказался Толстый.
– День рождения – это день рождения, а работа – это работа. – Он вошел и, к моему изумлению, вручил мне самый замечательный подарок, о котором только можно мечтать: экспонометр самой лучшей фирмы.
Повеселились мы с Толстым великолепно.
За китайской свинятиной он, правда, вспомнил, что у него есть дружок-полицейский, который ему рассказывал, что единственные народы, которые в Польше не умирают, – это китайцы и вьетнамцы. Что, дескать, если какого-нибудь англичанина может инфаркт хватить, какой-нибудь американец в отеле может захлебнуться в ванне собственной, какой-нибудь француз погибнет в аварии и даже какой-нибудь русский, не к ночи будь помянут, может душу Богу отдать по непонятной причине – то эти как будто бессмертные. Никогда ни одного сообщения о смерти. Ни в одной картотеке – ни одного зафиксированного случая.
Я не знал, в чем тут дело, потому что еда у них, по моему мнению, очень даже вкусная.
Он посмотрел на меня как на идиота:
– Ну как в чем тут дело?!! Они же все между собой похожи, правда?
Ну, правда. Нам они действительно кажутся все на одно лицо – так же, как и мы им.
– Ну думай, человече, думай же! Нет, не сечешь? Они умирают так же, как и все остальные, только об этом никто не знает. А по паспорту умершего тут же приезжает другой – теперь догоняешь? А что они со своими мертвыми делают – это только им одним известно…
У меня чуть кусок поперек горла не встал, к счастью, было чем запить, хотя и не самый подходящий напиток. Мы уже к тому времени выкушали пол-литра и догнались белым вином, которое я так предусмотрительно закупил для Аськи, – она приехала вместе с Бартеком около десяти часов, но не пила, а я же вино, как идиот, уже открыл.
Не могло же оно пропасть.
Бартек вручил мне диски, специально заказанные в Англии, – полное издание «Битлз», великолепно оформленное! Джери пришел с двенадцатилетним виски, которое, разумеется, необходимо было тут же попробовать, а я старался его сохранить, и это мне, насколько я помню, удалось, потому что после одиннадцати пришел Маврикий, который специально позвонил мне с поздравлениями, чтобы я подумал, что он не придет, а он пришел и принес бутылку коньяка.
Маврикий, Толстый, Джери, я и еще трое наших однокашников во время учебы организовали элитарное «Хреновое братство». Чтобы вступить в это братство, нужно было заручиться симпатией 1) моей и Джери, 2)
Джери и Толстого, 3) моей, Джери, Толстого и Маврикия. А еще надо было снять фильм, который требовал бы от каждого из нас чего-то большего, чем просто наблюдения за окружающим миром.
Толстый, например, буквально рискуя жизнью, снял еще в студенчестве фильм о проститутках с Катовицкой, который у него довольно решительно изъяли хозяева этих проституток прямо из монтажной на Хельмской, а жаль, потому что это был самый лучший документальный фильм на эту тему, который мы когда-либо видели, а материалы мы отсмотрели еще до монтажа!