– Я выпил не так много, – повторил я и почувствовал себя так, как будто за рулем такси сидела моя матушка.
– Слушайте, пан, возьмут у вас анализ крови – и кирдык правам аж на год. А я на Магдаленку могу поехать за сотню, и вы будете спать спокойно. А то явно ведь ночью-то не выспались. Ну?
– Да нет, – ответил я и увидел, как выражение лица у него становится мрачным.
– Нет так нет. Неволить не буду. Но ты, пан, подумай. Крепко подумай. У тестя моего как-то раз все права забрали. Одни у него забрали на целый год – а ведь он только пару пива и выпил, а вторые права забрали у него почти сразу потом, во время облавы в Воломине. Случайно. Это, знаете, несчастный случай. Чтобы двое прав – да в один год!
– У него фальшивые были?
– Да что вы, пан, как можно? А вы что, из полиции?
– А похоже? – спросил я с готовностью.
Он снова захихикал.
– Да нет, вообще не похоже. Больше уж тогда на беглого преступника – потому что мокрый и неприглядный такой. Я не настаиваю – но за восемьдесят бы отвез.
– Спасибо, но нет.
– Ну, это уж как хочешь. Я как лучше хотел, – ответил он и замолк, обиженный, наверно, потому что снова повернул зеркало на место.
Варшава этим ранним утром была еще совсем пустая.
Я откинул голову на подголовник и стал смотреть в окно.
Мир вокруг был удивительным: кто-то спал, а кто-то уже просыпался, в окнах зажигались огни, неравномерно, как будто кто-то случайно нажимал на кнопочки в хаотичном порядке, трамваи мерили пустые улицы, морозная дымка клубилась вокруг фонарей.
Я закрыл глаза.
Уровень адреналина в моей крови постепенно приходил в норму, и пять минут покоя мне бы не помешали.
Открыл я глаза, только когда такси остановилось.
– Приехали, – услышал я. – Тридцать два.
Я охнул.
– Ночной тариф, – буркнул таксист.
Я подал ему сотню, одной бумажкой – единственные деньги, которые у меня были.
– А помельче нет у тебя?
Помельче у меня были. В той куртке, которую я не ношу, потому что не люблю ее: как будто меня кто-то серной кислотой в ней облил. Но я текст, который сейчас последует, прекрасно знал – сейчас начнется: «У меня мелких нет» – расчет на то, что не будешь мелочиться и махнешь рукой на сдачу.
– Нет, помельче нет.
Он дал мне пять десяток и еще десятку, поэтому я ждал.
– Не уверен, что найду столько мелочи, – пробурчал таксист, но я был уже на взводе и решил ему напомнить, что ведь он же всю ночь ездил.
Он взглянул на меня с ненавистью.
– Секунду.
Он уже совсем не был ни веселым, ни дружелюбным.
Достал какую-то коробочку и начал в ней рыться. Лимит моего великодушия на сегодня был исчерпан, я терпеливо ждал – в конце концов, утро и так не задалось с самого начала.
– Один… один пятьдесят… два пятьдесят… три, – считал таксист громко, медленно, старательно и презрительно. Моя старенькая любименькая машинка спокойно стояла в десяти метрах от нас, поэтому я стиснул зубы – и терпел.
– О, черт! Один, два, два пятьдесят, три двадцать, четыре, четыре пятьдесят, пять…
Я издал стон.
– Ну вот, вы меня сбили, – таксист ссыпал мелочь обратно в свою коробочку и начал все сначала.
А у меня постепенно закипала кровь в жилах – но я все же решил, что смогу сдержаться.
– Два пятьдесят, три, четыре…
Я ждал.
– Пять, шесть, шесть пятьдесят…
Я ждал. А время шло.
– Семь.
Я ждал.
– Восемь, вот, пожалуйста!
Я протянул руку, он ссыпал мне мелочь в ладонь, как будто через силу, даже не глядя на меня.
– Спасибо, – процедил я сквозь зубы и вылез из машины.
Таксист поехал вперед, потом свернул влево, пересек сплошную белую линию и начал выруливать, но тут дорогу ему перегородила мусорная машина.
Он бросил на меня издалека ненавидящий взгляд, но я только доброжелательно ему улыбнулся: что ж, бывает, такова жизнь, не надо было пытаться сократить дорогу, нарушая при этом правила, через двести метров можно было повернуть – вот как я сейчас это сделаю.
Я открыл машину и сразу увидел свой мобильник. Хотя бы здесь, в центре Варшавы, можно рассчитывать на порядочность людей: лежал он себе на пассажирском сиденье целых пять часов и искушал судьбу! И ничего! Мир прекрасен!
Я сел.
И вставил ключ в зажигание.
И услышал тишину.
И заметил, что в машине горит свет. И это было совсем не хорошо.
Это мой аккумулятор умер.