— Да, но, выпуская новым изданием, следовало бы кое-что исправить, переделать, сократить… Где мне теперь приниматься за такую работу…
Попытки Вольфа уговорить Гончарова продать ему право на издание не привели к положительному результату, хотя книгопродавец заявлял, что определение гонорара всецело предоставлено будет Гончарову.
Когда однажды Вольф, обвиняя Гончарова в непреклонности, заметил ему: «Вы прямо-таки настоящий Обломов», Гончаров, помолчав, пристально посмотрел на Вольфа и сказал с явной раздраженной иронией:
— Да, вы совершенно правы… Я Обломов, и Обломов — это я, — и тут же вышел из магазина[223].
Ссылаясь на трудность приобретения и дороговизну ставшего редкостью романа «Обломов», А. Ф. Кони и другие близкие писателю люди настойчиво уговаривали Гончарова издать его полное собрание сочинений.
В начале ноября 1882 года он, наконец, подписал контракт с книготорговцем Глазуновым и уступил ему свое авторское право на все свои сочинения.
Но издание первого своего полного собрания сочинений Гончаров не рассматривал как дело только издателя. Начиная с 1883 года, Гончаров тщательно работает над текстом своих романов, внося в них существенные поправки, изменения. Особенно много сил потратил Гончаров на улучшение текста своего первого романа — «Обыкновенная история».
Он сильно исправил язык романа, сделал множество поправок и вычерков, более десяти весьма крупных купюр в тексте. Первое прижизненное полное собрание сочинений Гончарова вышло в 1884 году. До последнего времени принято было в основу всех последующих изданий брать именно это издание.
Однако в процессе подготовки собрания сочинений Гончарова в 1952–1955 годах (Гослитиздат) было установлено, что Гончаров, несмотря на ухудшение своего зрения, дополнительно перечитывал и вносил поправки в текст своих произведений для второго прижизненного издания (1886–1889 годы).
14 февраля 1882 года в Москве состоялось чествование великого русского драматурга А. Н. Островского в связи с тридцатипятилетием его творческой деятельности. К многочисленным приветствиям юбиляру присоединил свой «скромный голос» и Гончаров. Он послал драматургу горячее письмо. «…Только после Вас мы, русские, — писал Гончаров, — можем с гордостью сказать: «У нас есть свой русский, национальный театр. Он по справедливости должен называться: «Театр Островского». Произведения, созданные Островским, он называет «подвигами».
«Живите же, великий художник, долгие годы!..» — восклицал в конце письма Гончаров и посылал Островскому свой привет, как «от стариннейшего и искреннейшего» его почитателя.
Но в эти годы Островский был уже тяжело болен. Гончарова глубоко потрясла и опечалила его смерть, последовавшая 2 июня 1886 года. «Театр осиротел», — сказал он со слезами на глазах, узнав об этом известии.
В 1887 году в «Вестнике Европы» (N4) Гончаров опубликовал очерк под названием «Из университетских воспоминаний», написанный, видимо, еще в шестидесятых годах.
А в 1888 году в том же журнале (N 1 и 2) появился другой очерк — «На родине», который был написан Гончаровым на даче в Гугенбурге близ Усть-Нарвы в 1887 году.
Самому Гончарову эти воспоминания представлялись вначале «мелкими, пустыми, притом личными, интимными, не представляющими никакого общего и общественного интереса»[224]. На самом деле в них была нарисована талантливым художником реалистическая картина жизни Симбирска тридцатых годов, показана «пустота» и «праздность» симбирского общества, обличались пороки чиновничьей среды. В своих «Воспоминаниях» Гончаров проявил себя таким же мастером социальных портретов, жанровых сцен и пейзажей, тонким и умным юмористом, каким был в своих романах.
В 1888 году в журнале «Нива» (NN 1–2 и 18) Гончаров опубликовал очерки под названием «Слуги» («Слуги старого века»). Пользуясь прежними записями, Гончаров написал эти очерки очень быстро — в течение весны и лета 1887 года.
В эти годы Гончаров поддерживал теплую дружескую переписку с Л. Н. Толстым.
По рассказу А. Ф. Кони, когда он в июле 1887 года уезжал из Ясной Поляны, где гостил у Толстого, тот просил передать Гончарову «сердечный привет» от него. Гончаров в письме Толстому из Усть-Нарвы от 22 июля 1887, благодарил его за этот «поклон» и «добрую память». «Вы, конечно, не подозреваете, — писал ему в этом письме Гончаров, — как это тронуло меня, как мне дорога Ваша память, помимо всяких литературных причин. Как писателя Вас ценят высоко и свои, русские, в том числе, конечно, и я, и чужие, не русские люди. Но в те еще дни, когда я был моложе, а Вы просто молоды, и когда вы появились в Петербурге, в литературном кругу, я видел и признавал в Вас человека, каких мало знал там, почти никого, и каким хотел быть всегда сам. Теперь я уже полуослепший и полуоглохший старик, но не только не изменил тогдашнего своего взгляда на Вашу личность, но еще более утвердился в нем».