– Что вы нервничаете, Генри? Что-нибудь случилось?
– Все в порядке. Кстати, в посольстве ничего не известно о переговорах в Вене? Мой друг из «Ллойдса» очень интересуется и был бы благодарен… (Ранее я намекал ей на то, что в банке «Ллойдс» у меня имеется близкий друг, который интересуется политической информацией.)
– Вы ему обо мне рассказывали?
– Что вы! Но мой приятель знает вас.
– Откуда? Как странно!
– По городу Зальцведелю.
– Зальцведелю?
– Зальцведелю.
– Я никогда не была в этом городе.
– Странно, он говорил, что встречал вас там после войны.
– Вот как? Интересно.
– Он даже утверждает, что имел с вами деловые контакты. Он служил в одной из армий союзников…
– Ничего не помню. Какая-то загадка, Генри!
– Он даже утверждает, что вы договаривались о сотрудничестве.
– Мы? Он англичанин?
– Конечно, Жаклин.
– Что-то я не припомню такого договора…
– Взгляните на расписку… Нет, нет, в руки я ее вам не дам! Читайте!
Вспомнили?
– Негодяй! Вы негодяй, Генри!
– Напрасно вы горячитесь, дорогая Жаклин…
– Я, конечно, могла бы немедленно вызвать полицию, но мне вас жаль, Генри. Вы так нервничаете, что, боюсь, вас хватит удар. Это будет большая потеря для парламента.
Обобщая вербовочную беседу, можно сказать, что итоги ее не отличались определенностью. Утешительно, что Берта не порвала со мной контакт и даже пригласила к себе домой на ужин. Генри”.
Так ли все было на самом деле? Или Генри что-то приукрасил? Ах, эти отчеты агентов, разве они передают живую жизнь? Я сам никогда не лгал, но и не писал полную правду. Правда мешала делу, вызывала ненужную реакцию Центра и расстраивала Маню, который все принимал близко к сердцу. Зачем мне было писать, например, что на Генри иногда находили привычки загулявшего герцога и он, забыв о своем служении Движению, гонял официантов за вином, дегустировал и отвергал бутылку за бутылкой, вызывал метрдотеля, устраивал скандал, пока, наконец, после долгих мук не делал окончательный выбор. Если бы я отражал все эти шизосиндромы в отчетах, то Маня умер бы от горя, потрясенный низким уровнем конспирации: ведь в его кабинетном воображении наш брат всегда на высоте, всегда герой, всегда невидим и говорит полушепотом и видит каждую муху, залетевшую в помещение, и не дано Мане понять, что агент и его куратор, два жизнерадостных шпиона, могут вывалиться в обнимку из фешенебельного “Ритца” и затянуть пропитыми глотками любимую “Катюшу”.
Но сейчас, пожав Генри руку, я думал лишь об ужине на квартире у Жаклин: ведь от него и зависел дальнейший ход “Бемоли”.
– Ну что? Выгорело? – спросил я нетерпеливо, когда мы опускались в паб “Адмирал Трилби”. Он стряхнул капли дождя с зонта и улыбнулся.
– Угадайте, Алекс…
Я сразу все понял, хотелось прижать его к разгоряченной груди, расцеловать в щеки, обвисшие a la сэр Уинстон Черчилль, – выгорело! Какой молодчина! Гвозди бы делать из этих людей, не было б крепче на свете гвоздей! Я сразу все понял и уже думал, когда лучше позвонить Хилсмену.
– Вы чудесно выглядите, Генри, что будем пить? – Я тоже улыбнулся в ответ.
Он походил на старого костлявого мула, на котором много дней возили воду, но на сегодняшний вечер оставили в покое. Одет, как всегда, с иголочки, мешки под глазами, почтенная плешь, хитрые глаза ворюги.
– Я предпочел бы скотч, если вы не против. Мой домашний доктор советует покончить с пивом, которое я так люблю, и употреблять только скотч, причем не менее двенадцатилетней выдержки[11].
Мы заказали скотч, и я придал своей физиономии то умиленно-внимательное выражение, которое сбивало с толку даже таких зубров, как Сам и Бритая Голова.
Вот кусочек из его занудного повествования, записанный мною на магнитофон:
“Должен вам сказать, Алекс, что в этот вечер Жаклин выглядела совершенно очаровательно, особенно в темносинем платье со скромным, но достаточно впечатляющим вырезом, которое превосходно гармонировало с ее голубыми глазами и чуть припухлыми губками[12]. Возможно, Алекс, тут сказывается мое вечное предрасположение к блондинкам, помните засаленное: джентльмены любят блондинок, но женятся на брюнетках?
Начали мы издалека, от променадных концертов и от ее восторгов в адрес Шенберга и прочих модернистов, на что я возразил, что они малодоступны простому человеку и предназначены для тех, кто живет в замках из слоновой кости. Тут она хмыкнула и заметила, что простой человек, если ему не нравится Шенберг, может отогревать во рту червей перед рыбалкой… Это надо учесть на будущее… взгляды у нее консервативные.