– Алло, мне нужен мистер Хилсмен.
– Слушаю вас.
– Меня зовут Алекс Уилки. Боюсь, что вам это ни о чем не говорит.
– Вы угадали, сэр. По какому вопросу вы звоните? – голос звучал дежурно и устало.
– Мне нужно с вами встретиться…
– По какому вопросу? – с нотками вялого раздражения.
– Не хотелось бы говорить по телефону, но это связано с основным направлением вашей работы…
– Вот как? Ну… а если говорить в общем, в чем смысл вашей просьбы?
– Мы должны встретиться лично.
– Откуда вы звоните? (Из Мекленбурга! – хотелось ляпнуть мне, тут бы он сразу заворошился.)
– Из Хемстеда… – я говорил медленно и спокойно, давая ему время на раздумья: пусть проворачивает в своих канзасских мозгах все имиджи просителя (террорист? или просто сволочь, которая будет вымаливать индейку?), я уже слышал, как искры вылетают из его головы, аж кабинет трещит от электрических разрядов, и трепещет жидкий пух на черепе, и потирает рука пространство чуть ниже спины.
– Так заходите в посольство! – предложил он ласково.
– Я не хотел бы появляться в посольстве. Можем мы встретиться в баре “Серый козел”?
– Именно там? – а в глазах оголтелые террористы в масках, кляп в пасть, удар по башке рукояткою “смит и вессона” – и утаскивают американского резидента из “Серого козла” в дальнюю пещеру, и требуют выкуп или просто душат в отместку за муки палестинского народа.
– Называйте любое место, мне все равно! – успокоил я его, чтобы он не мандражил и заранее обеспечил себя охраной.
– Как насчет “Гровнор-отеля”? – обрадовался он.
Еще бы! Отель находился рядом с посольством, и американцы имели там и свои номера с “клопами”, и даже собственных мышек-норушек.
– О’кей! В фойе? – уточнил я.
– Лучше в баре, там меньше народу. Как я вас узнаю?
– Не беспокойтесь, я знаю вас в лицо.
– Повторите, пожалуйста, фамилию…
Я повторил медленно и раздельно: Аделаида, Любовь, Елена, Кэти, Сюзанна эт цэтэра.
Сейчас, проскочив через резидентурскую картотеку, все это мгновенно вылетит в эфир и влетит в пасть ЭВМ, бесшумно работающих в здании ЦРУ, что на вашингтонской окраине Лэнгли, на берегу тихой речушки Потомак. Там украшают мраморный вход библейские слова: “И познаете истину, и истина сделает вас свободными!” – мгновенно влетит, вылетит и так же мгновенно возвратится.
Скоро я уже сидел на скамейке скверика на Гровнор-сквер, рядом с огромным зданием посольства, вклинившимся в старомодный район Мейфэр, подобно известным мекленбургским челюстям-небоскребам на проспекте Якобы Доброго Президента, вгрызшимся в некогда уютные дворики, домики и собачьи площадки. Не нравились мне ни здание посольства, ни американская архитектура, ни вся страна, снисходительно поглядывающая на остальное человечество и уверенная в превосходстве своего образа жизни[24]. Впрочем, с Соединенным Королевством у меня тоже установились непростые отношения: еще в семинарии я написал дипломную работу “Фашизация государственного строя Англии”.
…Я непринужденно вошел в Гровнор-отель и устроился в мягком кресле в фойе – до роковой встречи оставалось десять минут, интересно было посмотреть, как вкатится в заведение волшебник Гудвин и каких размеров у него эскорт. Хилсмен мало отличался от своего изображения на фотографии (я, например, на фото на себя не похож: размазанная физиономия и никаких байроновских черт, и глаза не умные и не проницательные, как в жизни): тучный, низкорослый, с небольшими бесцветными глазками. Как ни странно, действительно нежный пушок стелился, словно одуванчики, по еще не вспаханному полю его крупной головы, в глубинах рта мерцали коронки, и говорил он с такой медлительностью, что хотелось по любимой семинарской привычке забросить ему в рот дохлую муху (однажды я проделал это с Чижиком и получил за это в свой неаристократический нос).
– Признаться, вы меня заинтриговали, – начал он энергично, крепко сжав мне руку. – Так в чем же дело?
В баре толпилось несколько человек разбойного вида, бросавших на нас временами делано рассеянные взоры.
– Что вы будете пить? – все-таки я пригласил его в бар.
– Вы не против, если мы перейдем в другое место? Тут у меня живет в номере приятель… его сейчас нет, там довольно удобно. – Серьезен он был до крайности и этим напоминал мне Маню, шутить с которым считалось бесполезным и даже опасным делом.
(О, где вы сейчас, Маня и Бритая Голова? Заботитесь о конспирации Монастыря, родившейся еще в те времена, когда Газета начала сколачивать и объединять кружки и переходить к нелегальным формам работы? Или вычисляете вероломную Крысу, прогрызающую днище корабля и ухватывающую своими зубищами огромные ломти сверхсекретной информации?)
24
Цитата из статьи прославленного мекленбургского писателя, поразившая школьника Алекса и потому занесенная им в дневник: “И, пожалуй, самым ярким выражением исторической бездарности американского империализма как раз и является фигура того, кого Уолл-стрит провозгласил своим апостолом, – фигура Гарри Трумэна, маленького человека в коротких штанах”.