Я, мило улыбаясь, предлагала шоколадки и печенье другим: одногруппники иногда брали немного, иногда отказывались, но в душе я была жутко несчастной. Потому что эти студенты радовались, просто жили, учились, а я сама себя посадила в тюрьму и находилась в ней дни и ночи, месяцы и годы.
Один раз биндж пришёлся на «окно» между парами. В нашей столовой было всё очень дорого, но меня это абсолютно не волновало в период поглощения еды. Я на последние деньги купила 2 плитки «Альпен-Голда» и перед одногруппницей съела всё сразу. Просто так. Сидела и ела одну полоску за другой. Так просто, как будто грызла морковку. Так как она смотрела в свои тетради и телефон, то она этого не видела, а я ела и готова была убить себя за безволие и бесхребетность.
Я страдала от ограничительных расстройств пищевого поведения особенно тяжело в 2011—2012 гг., причём мучилась «про себя» перед другими людьми каждый день, но никто этого не замечал.
ОРПП нельзя увидеть. Визуально по внешнему виду вы не определите, болен ли этим человек или нет. Что ещё страшнее, человек в расстройстве может сам не принимать свою болезнь и говорить, что с ним всё хорошо. И вот тогда этого человека не вылечишь – он не даст: «Я же здоров, не трогай меня».
ОРПП нельзя определить с первого взгляда на человека. Он может быть худым как щепа, но он будет таким от природы; как и обратная ситуация с полной женщиной, у которой булимия. Мне не раз писали девочки и говорили, что они – булимики, но я бы никогда по фото этого не узнала и не смогла бы угадать. Как-то мне оставляли комментарий: «Я не верю, что вот у такой девушки, как вы – расстройство». Дело ваше. Я не стала объяснять, что оно невидимо.
Отчасти это страшно, но я не помню свой 2012 год. Я училась, мы переехали, стали жить без бабушки – она теперь живёт под Тулой. Но я не помню, что я чувствовала, как я жила, что происходило хотя бы каждые полгода. Наверное, организм включил некую стадию «анабиоза»: по сути я будто «спала» и не была вовлечена в жизнь, но я и не умерла. Что отпечаталось в памяти, так это некоторые бинджи, которые так и происходили время от времени. Вероятно, они запомнились потому, что в момент их течения я ощущала сильнейшую, прожигающую с ног до головы ненависть к себе, и это было одно из тех редких чувств, которые были во мне живы.
2012—2013
Зима 2012. Каникулы. Мой 1-й курс. Кто-то подарил мне коробку конфет «Рафаэлло». Вообще не помню, откуда она у нас появилась, но я прекрасно помню эту белую упаковку. Естественно, я жила с мыслью «Насть, у тебя жизнь без сладкого, так что такая еда совсем не для тебя. Навсегда. Смирись». Я спокойно ходила рядом с этими «Рафаэлло», меня это не трогало.
Как-то утром я встаю, ем свой завтрак – как обычно, каша с какао. Все ещё спят, было довольно-таки рано. Вдруг я набросилась на подаренные сладости. Причём я начала их есть с таким остервенением… Я даже не успевала сказать себе привычное «Стоп-стоп, давай остановимся на двух… трёх… четырёх…». Я просто сметала эти белые шарики в кокосовой обсыпке. Я чувствовала, что мне «жирно» их есть, было неприятно во рту и желудке – это достаточно тяжёлые конфеты для меня – но я ела, ела и ела.
Наступил тот самый момент, когда я доела последнюю конфету, поняла, что больше ничего нет – пустая коробка рядом. Тот момент, когда ты хватаешь коробку и смотришь калорийность, знаешь, что там «слишком много калорий для тебя». Когда ты начинаешь высчитывать съеденное.
Этот момент мне запомнился потому, что меня насквозь пронзило ненавистью к себе. Как будто ко мне в спину прилетело копьё и вылетело спереди. «Что же ты наделала, зачем ты столько съела?? Что теперь тебе делать, ты об этом думала?!»
Я возненавидела себя за несколько секунд. Жуткая ненависть. Сильнейшее уничтожающее чувство. Я готова была себя даже бить, чтобы неповадно было в следующий раз так есть конфеты. Не помню, что было потом, совершенно не помню – туман. Но вспышка ненависти была просто ослепляющей.
Приходили разрывающие голову голоса: продолжать впихивать в себя весь остальной шоколад в доме или терпеть до следующего дня «чистого питания». Чаще всего я сметала в доме всё остальное. Потом всё по кругу: «ненависть – еда – ненависть». Убийственный цикл. Морально он истощил меня до прозрачного состояния за все годы расстройства.