вождями народа. Они должны были направлять народ по пути добра. На их примере воспитывали детей. Пастыри и
проповедники. «Первосвященники и старейшины и весь синедрион искали лжесвидетельства против Иисуса, чтобы предать
Его смерти»3. Сердца их чернеют несправедливостью, лица зелены от зависти, а фон этой картины написан алым — как
невинная кровь, которую они намерены пролить.
В самом углу картины мы видим Петра. Так и есть — он буквально загнан в угол, пойман в ловушку собственных слов.
Петр сделал именно то, чего обещал не делать. Несколько часов назад он пылко клялся: «Все остальные могут
поколебаться в своей вере в Тебя, я же не поколеблюсь». Теперь этих слов уже не вернуть обратно, и Петр терзается.
Все восстали против Иисуса.
Хотя именно Иуда указал на Него своим поцелуем, предали Его все. Каждый сделал что-то, и ни один из них не встал на
Его защиту. Когда Христос покидал Гефсиманский сад, Он шел один. Весь мир был против Него. Он был предан.
Предательство. В словаре лишь несколько строк отделяют это слово от слова «преданность», в жизни же между ними
пролегает непреодолимая пропасть. Предательство могут
совершить лишь те, кого вы любите. Враги не могут воспользоваться этим оружием, предать может только друг.
Предательство — это удар в спину, обманутое доверие, камень, который кто-то носил за пазухой, прежде чем бросить в
вас.
Ах, если бы только это был кто-то чужой! Если бы все это было случайностью, неблагоприятным стечением
обстоятельств! Но нет, удар нанес ваш друг.
Поцелуй, наждачной бумагой скользнувший по вашей щеке. Обещание, которого в действительности никто не
собирался выполнять. Вы с надеждой смотрите на друзей, но они опускают глаза. Вы ищете у окружающих
справедливости, а они, оказывается, уже давно решили сделать из вас козла отпущения.
Вы преданы, ужалены змеиным поцелуем.
Это хуже, чем быть отвергнутым. Отвержение просто ранит вас, а предательство сыплет соль на открытую рану.
Это хуже одиночества. Будучи одиноким, вы просто стоите один на холоде, предательство же захлопывает перед
вашим носом дверь.
Это хуже насмешки. Насмешка вонзает в ваше тело нож, предательство же поворачивает его внутри.
Это хуже оскорбления. Оскорбление уязвляет ваше самолюбие, предательство же разбивает ваше сердце.
Когда я размышляю о предательстве, у меня перед глазами стоят его жертвы. Полученное мною вчера от одной
женщины письмо, которая не называет своего имени. «Мой муж только что сказал мне, — пишет она, — что он изменяет
мне уже два года. Я чувствую себя такой одинокой...» Телефонный звонок от старушки, чей сын-наркоман похитил у нее все
сбережения. История друга, который оставил все и переехал с семьей в другой город, потому что ему пообещали там
хорошую работу. Работу он так и не получил. Мать-одиночка, чей бывший муж приводит с собой новую подружку каждый
раз, когда заходит, чтобы забрать детей на выходные. Семилетняя девочка, инфицированная ВИЧ. «Я ненавижу свою
мать», — написала она.
Предательство... когда весь мир оборачивается против вас.
Предательство... когда там, где может жить любовь, поселяется боль.
Как вы реагируете на предательство? Стараетесь убежать? Злитесь? Пытаетесь отомстить? Ведь вы не можете
оставаться безучастным. Как же поступил Христос, когда его предали?
Когда Христос заметил Иуду, Он сказал ему: «...друг, для чего ты пришел?»4
Иуду можно было бы назвать кем угодно, но только не другом. То, как он поступил со Христом, было в высшей степени
несправедливо. Ничто не указывает на то, что Иисус когда-либо обижал или унижал Иуду Иуда не был обделен вниманием
Учителя. Во время Тайной вечери, когда Христос сказал ученикам, что предатель сидит с ними за столом, они не стали
шептать друг другу на ухо: «Это Иуда. Иисус сказал, что это сделает Иуда».
Они не шептались об этом, потому что Иисус не говорил ничего такого. Он знал, что собирается сделать Иуда, но вел
Себя с ним так, будто тот продолжал оставаться Его верным другом.
Еще большей несправедливостью подобное отношение кажется потому, что мысль предать Христа принадлежит
самому Иуде. Религиозным вождям иудеев не пришлось отыскивать и уговаривать его — он сам пришел к ним. «Что вы
дадите мне, и я вам предам Его?» — спросил он их5. Предательство Иуды еще можно было бы как-нибудь понять, если бы
его соблазнили и подкупили, но нет — он сам пришел и предложил сделку.