покрыты искусной росписью. Я попытался представить, как все это выглядело прежде, в своем изначальном виде. Мне так
и не удалось этого сделать.
Красиво оформленная гробница представляет собой место, где, по преданию, был погребен Иисус. Сорок три
светильника свисают над входом, перед которым стоит подсвечник. Вход отделан мрамором, а по углам украшен
золотыми листьями.
Каменный помост ведет ко входу в могилу, который закрывает собой одетый в черное, чернобородый, в черном
головном уборе священник. Его задача — содержать святое место неоскверненным. Более полусотни человек стояло в
очереди, чтобы зайти в гробницу, но он не впускал их. Я не понимал, чем вызвана эта задержка, но понимал, что это
надолго.
«Двадцать минут. Двадцать минут».
Собравшиеся зароптали. Я тоже возмутился и пробрался настолько близко ко входу, насколько это было возможно. Я
увидел пол, выложенный мраморными плитами и еще множество светильников, свисавших с потолка.
Воспоминания о нашей сегодняшней прогулке начали постепенно складываться в цельную картину. Святая дорога, заполненная торговцами. Крест, спрятанный под алтарем. Вход в могилу, заграждаемый священником.
Я начал бормотать себе под нос насчет того, что храм, похоже, снова нуждается в очищении, когда услышал, как
кто-то меня зовет. «Все нормально, иди сюда». Это был Джо Шулам. Я никогда не забуду того, что он показал нам.
Он вывел нас из-под разукрашенных сводов, провел через незаметную дверь, и мы оказались в обыкновенной
комнате — пахнущей плесенью, неприбранной и пыльной. Место явно не было предназначено для посещения туристами.
Пока глаза наши привыкали к темноте, Джо начал говорить. «Было обнаружено около шести таких мест, но люди
нечасто сюда приходят». За его спиной находился небольшой проем. Это была могила, вытесанная в скале. Не более метра
двадцати в высоту и примерно такая же в ширину.
«Было бы забавно, — улыбнулся наш провожатый, — если бы эта могила в действительности оказалась той самой.
Здесь грязно, не прибрано, место всеми заброшено. То, что находится там, под сводами — красиво оформлено. Это —
всеми позабыто. Разве не было бы определенной иронии в том, если бы в действительности Господь был похоронен
именно в этой могиле?»
Я подошел к проходу и наклонился, как апостол Иоанн, чтобы заглянуть в гробницу. И так же, как Иоанн, я был
поражен увиденным. Это совсем не было огромным пространством, которое я представлял себе, читая о погребении
Христа, а крошечным помещением, освещенным маленьким светильником.
«Заходи», — сказал Джо. Меня не надо было просить об этом дважды.
Три шага по каменистому полу — и я уткнулся в стену. Из-за низкого потолка мне пришлось согнуться и прижаться к
холодной неровной стене. Моим глазам вновь потребовалось привыкать к темноте. Пока это происходило, я сидел в
тишине — впервые за тот день. Постепенно до меня стало доходить, где я находился — я был в могиле. В могиле, которая
могла удерживать тело Христа. В могиле, в которой могло быть погребено тело Бога. В могиле, чьим сводам довелось
стать свидетелями величайшего момента в истории человечества.
— Здесь могло быть похоронено до пяти человек. — Джо тоже влез в гробницу и сидел рядом со мной вместе с
некоторыми из наших попутчиков. — Двое или трое могли лежать на полу, а двоих могли положить в эти углубления по
бокам.
— Бог Сам поместил Себя в такое место, — промолвил кто-то негромко.
Да, Он сделал это. Он поместил Себя в темное, тесное, вызывающее клаустрофобию место и позволил замуровать
там. Свет мира был запеленат в полотно и скрыт в кромешной мгле. Надежда человечества была заперта в могиле.
Мы не осмелились разговаривать. Мы просто не могли говорить.
Украшенные алтари были позабыты. Гробница, охраняемая священником, казалось, находилась в другом мире.
Жалкие потуги человека украсить то, ради чего Бог пришел в наш мир, перестали иметь какое-либо значение.
Все, о чем я мог думать в тот момент, — и мысль эта была отчетливее, чем когда-либо, — то, насколько далеко Он
зашел. Это больше, чем Бог, говорящий из горящего куста. Больше, чем спеленатый Младенец в кормушке для скота.
Больше, чем молодой Спаситель из Назарета. И даже образ Царя царей, пригвожденного к кресту, оставался где-то в
стороне при мысли о Боге, лежащем в могиле.