пришли в господский дом и обнаружили его пустым.
Из всех историй об освобождении ни одна не была такой подробной, как история Мэри Бэрбур. Ей было десять лет в
ту ночь, когда отец разбудил ее и отвел в фургон, который должен был отвезти их к свободе.
Прежде чем вы прочтете рассказ этой женщины, представьте ее себе сидящей на крыльце дома в Роли. 1935 год. Мэри
Бэрбур уже за восемьдесят. Она раскачивается, подбирая слова. Маленькая старушка кажется еще более щуплой в
большом кресле. Тонкие пальцы дрожат, когда она подносит их к лицу. Обрамленные морщинами, но очень живые глаза
смотрят вдаль, как будто она пытается увидеть что-то у самой линии горизонта. Вы прислоняетесь к ограде крыльца и
слушаете ее историю.
Одна из первых вещей, которые я помню, — это как мой папочка разбудил меня ночью, велел надеть темное
платье и все время говорил, чтобы я молчала. Один из близняшек закричал, и папочка прикрыл ему рот
рукой, чтобы не шумел.
Пока мы одевались, он вышел наружу, осмотрелся, потом вернулся в дом и взял нас. Мы прокрались из
дома и вышли на дорогу, которая тянулась вдоль леса. Папочка нес одного из близнецов и держал меня за
руку, а мамочка несла на руках еще двоих малышей.
Я думаю, я всегда буду помнить этот путь. Кусты хлестали меня по ногам, ветер шумел в деревьях, а
совы и козодои кричали из листьев. Я еще не совсем проснулась и очень боялась. Но вот мы прошли мимо
слив, и там стояли мулы и фургон. На дне фургона лежало стеганое одеяло, туда нас, детей, и положили. А
папочка с мамочкой сели на сиденье впереди, и мы поехали по дороге.
Я очень хотела спать, но еще больше мне было страшно, так что я слушала, о чем папочка и мамочка
говорили друг с другом. Папочка рассказывал мамочке про то, что янки пришли на их плантацию, сожгли
амбары с кукурузой, коптильни и все разрушили. Он сказал, что они взяли массу* Джордана и отвезли его в
тюрьму для воров в Норфолк, а папочка тогда украл мулов и фургон и убежал1.
Свет избавления. Ожидание свободы. Шесть десятков лет спустя ветер все еще шумит в ветвях, а козодои и совы
по-прежнему перекликаются в листве. Мэри Бэрбур все еще помнит об этом.
___________________
* Искаж. от master—«господин; хозяин». — Примеч. ред.
Путь к свободе незабываем. Дорога, ведущая из рабства к освобождению, навсегда остается ярким воспоминанием.
Это не просто дорога, это—избавление. Оковы разбиты, и— возможно, впервые — начинает брезжить свет свободы.
А вы помните свой путь? Где вы находились в ту ночь, когда двери распахнулись? Помните ли вы прикосновение Отца?
Кто был вместе с вами в тот день, когда вы обрели свободу? Остались ли у вас в памяти подробности случившегося? Не
забылось ли ощущение дороги у вас под ногами?
Надеюсь, что нет. Надеюсь, в вашем сердце навеки запечатлелся тот момент, когда Отец разбудил вас в кромешной
тьме и повел по дороге. Это воспоминание, с которым не сравнится ни одно другое. Потому что, когда Он освобождает
вас, вы становитесь действительно свободным.
Бывшие рабы до мельчайших подробностей помнят час своего избавления.
Позвольте мне рассказать вам о таком часе в моей жизни.
Библейский урок в маленьком городке в Западном Техасе. Не знаю, что во всем этом было более необычно: то, что
учитель пытался объяснить суть Послания к Римлянам десятилетним детям, или то, что я запомнил его объяснения.
Классная комната была среднего размера — одна из нескольких в небольшой церкви. Моя парта изрезана
перочинным ножом, а снизу кто-то прилепил к ней жевательную резинку. В классе нас было около двадцати, хотя лишь
четверо или пятеро слушали учителя.
Мы сидели на галерке — слишком крутые, чтобы интересоваться уроком. Накрахмаленные джинсы, высокие кеды.
Дело было летом, и клонившееся к закату солнце окрашивало окна золотом.
Учитель наш был очень увлеченным человеком. Я как сейчас вижу его лысину, его животик, выпирающий из-под
пиджака, который он даже и не пытается застегивать. Где-то на груди болтается галстук. На лбу выделяется темное
родимое пятно. У него тихий голос и добрая улыбка. И он совершенно не представляет себе, что такое дети, живущие в
1965 году, хотя сам об этом не догадывается.
Его тетради с заметками сложены стопкой на учительском столе под тяжелой Библией в черном переплете. Он стоит к
нам спиной, и его пиджак двигается вверх-вниз, когда он пишет на доске. Он говорит искренне и пламенно. Обычно он не