— Ты поставил меня в неловкое положение, — усмехнулся Курт, ступая следом за сослуживцем на изогнутый мостик между двумя островками. — Практически загнал в угол; теперь мне придется вывернуться наизнанку, дабы не обмануть твоих надежд… Куда дальше?
— Желаете сперва переговорить с девицей или с магистратскими? — уточнил Ульмер, указав в сторону: — Вон там — видна крыша ратуши, совсем близко. До дома нужной вам свидетельницы — несколько кварталов, это на той стороне Инзельштадта.
— Стало быть, в магистрат, — кивнул Курт, свернув за своим проводником налево от мостика. — К тому же, я полагаю, о моем прибытии там уже осведомлены, и меня наверняка с нетерпением и беспредельной радостью ждут.
Ульмер неловко хмыкнул в ответ на его усмешку, но то ли с ответом не нашелся, то ли счел для себя предосудительным обсуждать представителей градоуправления в подобном тоне.
Ратуша оказалась трехэтажным узким строением с приткнувшейся к нему колокольней; приют законности высился на островке посреди реки, объединенный с обоими берегами узкими мостиками — копией многих из тех, что встречались на пути и прежде. О том, что остров был создан людскими руками, Ульмер рассказал еще на подходе; вообще сама история существования магистратского здания была одним сплошным юридическим казусом. Когда речь зашла о постройке, епископ, в чьем владении находилась земля, уперся и пошел на принцип, отказавшись выделять ее в любом виде — ни в дар городу, ни в аренду, ни продать хотя бы клочок никто так и не смог его убедить. В конце концов, заявив, что река не принадлежит никому, горожане попросту насыпали искусственный остров, положили мосты к левому и правому берегам и возвели ратушу посреди Регнитца.
Здание вышло крепким, солидным, а внутреннее убранство после подчеркнутой мрачности Официума показалось даже, можно сказать, уютным. На третьем этаже размещался городской архив, на втором — канцлер, ратманы, бюргермайстеры и прочий управляющий люд, а на самом нижнем трудилась, по выражению местных, «магистратская плесень» — мелкие секретари и писари, каковые уже в молодые годы обзаводились всеми мыслимыми болезнями суставов по причине постоянной сырости.
Судья Герман Либерт и нотариус Клаус Хопп, пришедший на смену утопшему предшественнику, обнаружились не сразу — в зале, где, по словам молодого инквизитора, их всегда можно было отыскать, была тишина и пустота, и лишь слабый летний ветерок из распахнутых окон прохаживался вокруг столов и скамей. Оставив Курта в зале, Ульмер почти бегом устремился прочь, на ходу пробормотав извинения, и возвратился спустя несколько минут в сопровождении обоих представителей магистрата. Неудивительно, что местный обер-инквизитор не принимает своего подчиненного всерьез, отметил Курт, выслушав еще одну порцию извинений; нрав у парня для инквизиторского чина чрезмерно мягкий и излишне несамолюбивый. То, что при таком складе натуры он вообще угодил в инквизиторы, не удовлетворившись должностью помощника, само по себе было чудом.
Беседа с судьей и нотариусом заняла едва ли не полчаса, однако ничего не прояснила; впрочем, иного Курт и не ждал — если судить по протоколам и рассказам обер-инквизитора и Ульмера, все участие этих двоих в деле ограничилось тем, что они приняли с рук на руки самого обвиняемого, все собранные Официумом улики и доказательства, после чего им оставалось лишь подмахнуть постановление о казни. О канувшем в безвестность inspector’е Штаудте никто из них также не смог сказать ничего внятного; да, заходил, да, спрашивал о том же, о чем и майстер инквизитор, да, интересовался судьбой дочери казненного судьи, нет, о невесте сообщника-племянника не заговаривал и ее участие в деле не обсуждал.
— Если и есть какой-то путь, по которому отслеживать майстера Штаудта не имеет смысла, так это девица, — убежденно сказал Ульмер, когда ратуша осталась далеко позади. — Не похоже, что само ее существование его как-то заинтересовало.
— В любом случае, оно заинтересовало меня, — возразил Курт и, остановившись, отер взмокший лоб: невзирая на надвигающийся вечер и близость реки, воздух не свежел, а, казалось, становился все более жарким и душным. — Но, боюсь, до нее я смогу добраться лишь завтрашним днем — сегодня на это не хватит ни времени, ни, по чести сказать, сил… Старик Нойердорф говорил, что трактир, где остановился Штаудт, находится здесь же, в Инзельштадте; далеко он?
— Нет, совсем рядом, — указав на противоположный берег реки, отозвался Ульмер, и Курт кивнул:
— Стало быть — туда. Заодно и перехватим кружечку.
Глава 5
Трактир, где некогда нашел приют inspector Штаудт, звался скромно — «Святой Густав»; особенную двусмысленность ситуации придавало то, что вот уже три поколения семья Вигманн, владевшая постоялым двором, именно это имя давала своим первенцам, к коим со временем переходило право на собственность. Нынешний Густав Вигманн и впрямь чем-то неуловимо походил на святого — в беседе владелец был тих и доброжелателен, облик имел самый неприметный, а на вопросы майстера инквизитора отвечал с готовностью. Правда, пользы от этой беседы, как и от прежних, было немного — Штаудта хозяин трактира почти не видел, встречаясь с ним лишь за трапезой да в те минуты, когда inspector, завершив дела в городе, возвращался в свою комнату. В день же, когда тот исчез, они не виделись вовсе, и куда мог направиться его постоялец, Вигманн не имел ни малейшего представления или даже догадок.
— Комната эта сейчас занята? — спросил Курт, когда владелец собрался, было, отойти от занятого господами дознавателями стола, и тот развел руками:
— А как же. Уж четвертый, кажется, раз в нее с той поры заселились.
— Хотели обыскать? — уточнил Ульмер тихо, оставшись с майстером инквизитором наедине; Курт вздохнул:
— Не особенно надеялся, но не спросить не мог.
— В любом случае, майстер Гессе, даже если б сейчас комната была не занята — всякие следы уже были бы стерты последующими постояльцами или самим хозяином: Вигманн владелец аккуратный, и все комнаты после отъезда гостей тщательно убираются. Мы осматривали ту, в которой останавливался майстер Штаудт, и не нашли там ничего, кроме его дорожной сумки; не похоже было на то, что он просто взял вещи и ушел из Бамберга. Быть может, я б так и подумал — как знать, что он нашел или решил, что нашел, и не возникло ли необходимости что-то проверить за пределами города; но его не видели на окраинах, он словно растворился в пустоте, пройдя всего несколько улиц. Да и жеребец его остался, где был. Он и сейчас там — в Официуме, к сожалению, нет пристойной конюшни; и в день исчезновения майстера Штаудта стоял себе в стойле, не оседланный и к пути не готовый.
— «Пройдя несколько улиц», — повторил Курт с расстановкой. — Каких именно улиц? Где его видели в последний раз?
— У мостика домов через пять отсюда. Дальше улицы плутают, и на глаза он никому не попадался; и сказать, куда именно он направлялся — тоже никак не возможно.
— Ну, это было бы слишком легко, — невесело хмыкнул Курт. — Завтра навещу девицу и решу, куда мне сворачивать дальше… За пивом составишь компанию или вернешься к своим делам?
— Моими делами сейчас будет отчет перед майстером Нойердорфом, — столь же безрадостно улыбнулся Ульмер. — Наверняка он станет расспрашивать меня, где вы побывали и чем интересовались. Мне дозволено рассказать об этом, или лучше, чтобы о чем-то он не знал?
— Судя по твоему тону, отчетами тебя старик совсем доконал?.. Знакомо. Что ж, можешь сказать ему, что об увиденном и услышанном я лично повелел тебе молчать перед всеми, включая обер-инквизитора; уж это-то мой ранг мне дозволяет. Если усомнится — смогу подтвердить это лично.
— Спасибо, майстер Гессе, — с чувством поблагодарил Ульмер; он отмахнулся:
— Такой расклад нам обоим будет выгоден: ты будешь убережен от лишних хлопот, а я — от ненужных любопытных носов в своем расследовании.
— Тогда я лучше пойду, если помощь проводника вам более не потребуется. Хотя бы явиться ему на глаза я уж точно должен — мы пробродили до самого вечера, и сейчас он наверняка кроет меня самыми нелестными словами.