— Дмитрий Иванович, а у вас архива вашего дяди не осталось. Тяжко нам без него придётся. Французы не успокоятся. Не миновать нам войны с Наполеоном очередной. Может в бумагах Суворова подсказка есть, как с Буонопартием воевать. — Зажёвывая нектар горячим пирожком с малиной, глядя прямо в глаза обер-прокурора поинтересовался Брехт.
Взгляд вильнул. Есть выходит, но почему-то не хочет показывать.
— Там в основном личная переписка, мои письма к дяде …
— Дмитрий Иванович, вы же на себе прочувствовали, что Наполеон серьёзный противник. Его лихой сабельной атакой не победить. Обещаю, ваших писем и писем Александра Васильевича женщинам читать не буду. Только про тактику.
— Хорошо, только вы мне то стихотворение запишите. — Опять показал клыки вампир. Блин, жутко-то как. Даст бог внешности. В двадцать первом веке мог бы стать известным актёром, злодеев играя.
— Дмитрий Иванович, я перепил явно вчера, не подскажете хоть пару строчек, чтобы я вспомнил о чём речь. Честное слово не помню, что за вирши вчера декламировал. — Чистая, ведь, правда.
— Что-то про чудное мгновение.
Как вы точно описали своё пребывание в деревне в ссылке.
Твою же налево!!! Выбрал, так выбрал. Витгенштейн наше всё! Витгенштейн — солнце русской поэзии. Брехт чуть за голову не схватился. Нельзя Пушкина обворовывать. Потом при Николае сослать в деревню навсегда нужно будет. Пусть там сидит и стихи со сказками пишет. И Дантеса с его дядей бельгийским раньше пристрелить. Про бельгийского посла Брехт смутно помнил. Ни фамилии, ни времени его пребывания в России. Придётся всех бельгийских послов уничтожать. А может не Бельгийский? Голландский? Их тоже всех перестрелять. Мор в России напал на послов Бенюлюкса. Падучая. Или не дядя. Точно — приёмный отец. Ладно, далеко ещё. Тот Дантес ещё и не родился. Что со стихом-то делать.
— Экспромт был, Дмитрий Иванович, сейчас всего и не вспомню, сесть с ручкой надо.
— С ручкой?
— Да, что же это такое сегодня! — Про себя выматерился Брехт. Перри ещё лет через тридцать начнёт перья выпускать. Теперь ещё и перьевую ручку придётся изобретать. Хотя, ограбить англичан — это богоугодное дело.
— С пером естественно гусиным. Это у нас поговорка семейная. Перо же в руке держат. Вот ручкой его и называли папан и маман. И мне передалось.
— Хорошо, только не тяните с этим, дорогой Пётр Христианович. Ваш тост про Матушку Государыню по всему Петербургу разошёлся. Божественно. А теперь ещё это «Чудное мгновение». Завидую вам. Редкий дар пиита у вас. А я бьюсь и бьюсь, и понимаю, что ваших высот, граф, мне не достичь. — Обер-прокурор шмыгнул носом, и, так и продолжая шмыгать, потянул Брехта за руку в соседнюю комнату.
— Вот тут и почил в Бозе (уснуть в Боге) Александр Васильевич. А вон, на бюро, в углу, его саквояж с бумагами и в самом бюро в ящиках ещё есть. Только вы уж письма обещайте не читать. Там личное.
— Торжественно клянусь.
— Что ж, распоряжусь кофею вам сюда подать. — Хвостов опять шмыгнул носом и удалился.
Брехт огляделся. Комната была большой и от этого казалась пустой. Стояла у стены оттоманка. Рядом лавка. Широкая, на которых спят. Вдоль противоположной стены с четырьмя окнами на Крюков канал стояло несколько венских стульев между окнами. И в углу рядом с окном стояло это самое бюро. Старенькое, кое-где поцарапано. На одном из ящиков отломана деревянная пимпочка — ручка. Бедненько.
Только Пётр Христианович стал выдвигать ящики, как опять пришёл хозяин с девкой рыжей-конопатой, которая поставила на подоконник поднос серебряный с малюсенькой фарфоровой чашечкой, в которой было кофе. Запах пополз по комнате, забрался Брехту в нос и дал команду отложить архивариусные дела и заняться организмом. Нужно пять таких чашечек и пару пирожков этих божественных с малиной.
— Пётр Христианович, не буду вас больше беспокоить. Съезжу в Синод. Дел за несколько дней должно быть накопилось.
Брехт вчера проходил по Сенатской площади. Здания Сената и Синода ещё нет. Позднее построят. Синод сейчас располагается в здании Двенадцати коллегий, которое находится на Университетской набережной Васильевского острова. Напротив Английской набережной. Блин. А ведь ему нужно было вчера появиться там. Посмотреть на дом, на Галерной, где сейчас поселился новый английский посол барон Аллейн Фицгерберт. Пора засвидетельствовать ему своё почтение.